Маленький тентакль с бантиком
Название: Синдром
Автор: Princess
Бета: Даймонд
Пейринг: Шульдих/Ран
Жанр: dark
Рейтинг: NC-18
Disclaimer: ничего не мое
От автора: автор искренне, от всей души не любит насилие и Шульдиха. Автор видит у этого фика совсем другую концовку, которая не соответствует заявке. Все.
Размещение на БКпР: если хотите
Написано для Schizophrenie, которая хотела: лучше всего Фарфарелло/Ран, на крайний случай Шульдих/Ран. Slash - от R, angst, жестокость, насилие, стокгольмский синдром, по возможности релистичное описание чувств и состояния героев и вообще всяких извращений и крови побольше. Не OOC, не romance. В конце все живы.
тык
Шульдих распахнул глаза. Впереди и вверху расплывалось то невозможно желтое, то невозможно красное пятно. Руки почти не ощущались. В голове было пусто. Дара он не чувствовал. Воображение радостно подкинуло в эту пустоту образ лаборатории. Лампочек, скальпелей и тугих ремней. Сознание охватила слепая паника. Шульдих попытался вскочить, но не смог и, нелепо изобразив гусеницу, долбанулся виском об пол. Голове хватило.
Шульдих распахнул глаза. Перед глазами были волосы. Пахло немытостью и мочой. Голова болела. Тело было, как из ваты. Шульдих поморщился и попытался повернуться. Вата кое-как поддалась, волосы отползли в сторону. Сверху было окно; даже окошко. За окном была вывеска с двумя латинскими буквами, сверху вниз Т-А. Дальше было не видно. За вывеской был еще дом, тоже с маленькими окошками, и голубями, и сушащимся бельем.
Где-то этажом выше что-то со скрипом передвинули, потом, судя по звуку, открыли дверь. Где-то за окном гудели машины и слышались обрывки чьих-то фраз. Шульдих попытался сфокусироваться на прохожих и прочитать, где он. Но не смог.
Шульдих в панике заметался по тесной комнатке. Ноги и руки не слушались, тело выламывало неестественными углами. Перед глазами мельтешили стены, окно, пол, потолок.
Где-то заорал ребенок.
Приступ прекратился. Пятно перед глазами оказалось люстрой. Лампочка не горела. В темноте потолок окрашивался то ярко-красным, то ярко-желтым. Шульдих тупо пялился вверх. Шульдих надеялся, что все это ему просто снится. Монотонное мигание убаюкивало.
Шульдих распахнул глаза. Над все еще висела люстра с перегоревшей лампочкой. И Шульдих как-то сразу почувствовал, что телепатии не было. Было ощущение, что ему отрезали руку. И заодно вырвали язык и глаза. Начиналась паника, но Шульдих приказал себе успокоиться.
В горле появился противный комок, но слюны во рту почти не было. Губы тоже пересохли. Шульдих медленно огляделся в поисках воды, но ни стакана, ни бутылки рядом не было.
Шульдих попытался пошевелить руками, но они не поддавались. И вообще он на них лежал.
Со второй попытки у него получилось сесть. Он удивленно уставился на свои связанные в щиколотках, а потом еще и в коленях ноги. Руки не прощупывались, но Шульдих догадывался, что они тоже были связаны.
Противно и назойливо зачесался нос. Руки были за спиной, и плечом до него было не достать, как ни выкручивай голову. Шульдих попытался почесать проблему связанным коленом. К лицу стремительно приблизился пол. Добротный деревянный пол. Только очень пыльный.
Нос перестал чесаться, зато засаднила щека. У лица оказались волосы. Шульдих отдаленно заметил, что они пахли морской водой. Вспомнился храм и водоворот.
Вести приготовления к церемонии и к перевороту одновременно было трудно. По большому счету это было самоубийство. Кроуфорд так ему и сказал еще в самом начале; так и сказал, что в 8 случаях из 9 их всех убивали. Шульдих был не дурак. Поэтому Шульдих сразу послал Кроуфорда. Но Кроуфорд тоже был не дурак. Через неделю Шульдиха в очередной раз направили в лабораторию на обследования. Но что это был за раз! По возвращении подумалось, что 1 случай из 9 – это, в сущности, не так уж и безнадежно.
Готовиться Шульдиху было не трудно. Готовился в основном Кроуфорд. Шульдих просто чистил мозги всем подряд. Трудности начались, когда в радиусе километра появились Санрю.
Перед глазами встали кривые рожи троицы. Где-то между глоткой и кишечником встала тошнота.
Появление Санрюдзин могло предвещать только проблемы. Старые маразматики думали, что учат юнцов пользоваться их великим даром, но обычно это обучение тупо заканчивалось лабораторией. Мощные телепаты глушили способности менее сильных. Но гены из их клеток вытащить было невозможно. Так что даже потеряв способности, слабые паранормы оставались прекрасным материалом для исследований в спецлабораториях.
Шульдиха физически трясло при упоминании Санрюдзин. Когда троица приперлась в Японию, Кроуфорд обкалывал Шульдиха успокоительным, как Фарфарелло. И Фарфарелло тоже обкалывал.
Кроуфорд всегда был целеустремленным человеком. Шульдиху вдруг пришло в голову, что янки несомненно всплыл и отсиживается сейчас где-то в тепле и сытости. Точно, небось еще и видел с самого начала, что Шульдиха словит какой-то маньяк. Поржал, наверное, еще тогда, сука.
Стало смешно до слез. Шульдих не хотел к маньяку. Шульдих хотел пить и писать. Особенно писать. Шульдих жалобно посмотрел на дверь, но она не только не открылась в ответ на этот взгляд, но даже не приблизилась ни на йоту. Тогда Шульдих вздохнул и пополз. Надо сказать, что получилось у него, в принципе, неплохо. Подумалось, что, если телепатия не вернется, он мог бы играть гусеницу в спектаклях для детей. Такую… здоровую гайдзинскую волосатую гусеницу…
Доползти – Шульдих дополз; даже бочком, опираясь плечом и головой, вскарабкался по плинтусу до ручки. Под ручкой была миниатюрная замочная скважина. Логично было предположить, что дверь просто должна быть заперта. Отчаянно Шульдих вцепился зубами в ручку, дергая ее вниз. В ответ ручка больно дала Шульдиху по зубам и верхней губе, и Шульдих поверженный скатился к подножью двери.
Подумалось, что даже если бы ему и удалось открыть дверь и доползти до толчка, то вот расстегнуть собственную ширинку зубами – он был не пластилиновый. К тому же, она должна была ну очень противно вонять, судя по ощущениям. Должно быть, он валялся в отрубе достаточно долго, чтобы его организм решил без спросу избавить его от лишней жидкости. Но теперь Шульдих был в сознании и решил, что с этим делом лучше все-таки попробовать дождаться своего маньяка. Может быть, тот отведет его в туалет. А может быть, телепатия к этому времени восстановится на уровне достаточном, чтобы заарканить какого-нибудь соседа выломать дверь…
Насчет телепатии Шульдих думать вообще-то побаивался. Даже в присутствии Санрю она не всегда отключалась полностью. Он мог чувствовать эмоциональный фон людей, иногда оформленные базовые побуждения. Конечно, даже такого спада Шульдиху хватало для истерики, но сейчас было еще хуже. Сейчас не было вообще ничего. Пустота. Тишина. Насинг. Это пугало. Сколько Шульдих себя помнил, телепатия всегда была рядом с ним. Это были его рабочие руки, средство общения. Иногда еще развлечение. И, безусловно, телепатия была его орудием убийства, хотя это и требовало огромных затрат энергии. В любом случае телепатия для него являлась главным средством защиты. Конечно, махать кулачками Шульдих умел, но откуда ему вообще без телепатии подразумевалось узнать, когда бить, как и в какое место? И как затормозить реакции предполагаемого противника?
Шульдих чувствовал себя маленьким, беспомощным и глупым. За время работы со Шварц он как-то пообвык, что спину всегда прикрывали. Так что теперь было совсем некомфортно. Жопа Шульдиха чуяла, что спасать его в данный момент некому. Это нервировало. Мало ли где он мог оказаться. Япония – многонаселенная страна, и Шульдих не понаслышке знал, какие здесь встречались индивиды. Он иногда смеху ради «смотрел», как какие-нибудь отморозки расправлялись со школьницами. Ну и сам порой не брезговал подловить какую-нибудь девочку в темном переулке. Но оказаться на месте жертвы… было страшно. Шульдиха передернуло, и он решил сосредоточиться на жажде и желании отлить – всяко лучше, чем думать о таких вещах.
Пока Шульдих оставался в своей «каморке» один, он раз десять успел прийти в себя, но потом снова выключался обратно. Организм плохо, но привычно переносил любые издевательства над собой. Шульдих, в принципе, не жаловался: бОльшую часть времени он просто спал. Хорошо, что можно было хоть спать. В лаборатории Эсцет ему бы отдыхать не позволили.
Шульдих не услышал, как открылась дверь, поэтому рожа Фудзимии перед носом стала для него полной неожиданностью. Если бы он был в форме, он бы радостно заорал, увидев «игрушку», но сейчас только выдавил ухмылочку понатуральней.
- Опаньки… - голос сел и слова в сухой глотке саднили и драли. Потрескавшиеся губы протестовали против оскала.
Фудзимия изменился в лице и со всего размаху врезал ему по челюсти. Рыжая голова метнулась в сторону, и он со всей дури прикусил язык. В рот хлынула кровь, комната перед глазами закружилась. В вихре из боли и звездочек шепот Фудзимии над ухом казался ирреальным.
- Если ты, рыжая тварь, только попробуешь меня контролировать – я тебя уничтожу. Только одна малейшая попытка, и я сверну тебе шею, ты понял? – его подбородок сжимают железной хваткой и тянут вверх. Челюсть невыносимо ноет, и перед ним возникают злые фиолетовые глаза. – А теперь вон из моей головы. И только посмей прочитать мои мысли!
Шульдих прифигел, но осознание всплыло как-то само, на грани мыслей: Фудзимия истощал его все это время, чтобы ослабить телепатию. Умно, мать его. Шульдих едва не захныкал.
Фудзимия, между тем, легко подхватил его на руки и потащил в ванну. Пут он снимать не стал и грохнул его в душевую кабину прямо в одежде. Умелые руки в желтых резиновых перчатках – и когда успел натянуть? – уверенно расстегнули его некогда белые брюки и начали все так же уверенно смывать дерьмо и грязь. Маньяк нарочито грубо проходился по раздраженной коже, и Шульдих то и дело шипел сквозь сжатые зубы. Фудзимия от этого чуть не урчал.
После «душа» Фудзимия швырнул его обратно в каморку, на пол, мокрым, не озаботившись даже натянуть обратно спущенные до колен штаны. Шульдих на минуту прикрыл глаза, и чуть не поперхнулся, когда в его глотку полилось что-то соленое (чертова телепатия! Он так привык полагаться на «шестое чувство», нежели на слух и осязание). Шульдих попытался отвернуться, но железная хватка снова сжала его лицо.
- Пей, это от обезвоживания. Я не хочу, чтобы ты здесь издох.
Шульдих подчинился. Вместе с соленой жидкостью Фудзимия дал ему какие-то таблетки, и взгляд у него при этом был такой странный, что Шульдих не хотел пить. За что снова несколько раз получил по лицу. Разбитая губа слабо закровоточила и очень неслабо защипала.
Фудзимия вцепился в его волосы, запрокинул голову и начал слизывать кровь, сильно надавливая на ранку. А потом засунул скользкий язык ему в рот.
Шульдиха чуть не вырвало. Он попытался вывернуться из хватки, давя рвотные спазмы у себя в глотке, но Фудзимия только сжал его крепче. Он провел своим языком по грязной шее Шульдиха, сильно, до крови, кусая ее у самого основания. Потом начал водить языком по его груди, втянул в рот сосок, неожиданно нежно сжимая его губами.
У Шульдиха глаза на лоб полезли, когда он понял, что возбуждается. Он тупо, шокировано пытался осмыслить происходящее, пока Фудзимия гладил его живот и поясницу, целовал грудь, плечи и бока. Вообще-то Шульдих всегда причислял себя к натуралам. Его блевать тянуло при мысли об оральном сексе с парнем. Да и вообще при мысли о сексе с парнем… А потом до него дошло.
- Что это были за таблетки?!
- Виагра, Кукловод, - Фудзимия копировал его усмешку и с силой прикусил его сосок.
Шульдих заорал от паники и от боли, но маньяк только неестественно улыбнулся и продолжил свое занятие. Член Шульдиха гордо и торжественно задрался вверх, красный не столько от прилившей к нему крови, сколько от раздражения мочей.
Фудзимия еще разок ударил его ладонью по лицу, задев итак уже истерзанные губы, - по ходу, кровь маньяка заводила – и спустился вниз, и прикусил кожу у самой границы его головки зубами. Шульдих болезненно вскрикнул. Фудзимия, продолжая неестественно улыбаться, перевернул его задницей кверху, садясь на связанные ноги и надавливая рукой между лопатками.
Шульдих распахнул глаза и взвыл от животного страха. Нет, это просто не должно было быть реальностью. Так не могло быть!
Но жесткие пальцы уже вошли в его тело, резко, с нажимом.
- Что, нравится, Кукловод? Нравится? Ты ведь так же имел чужие жизни, нравится? – пальцы не входят в его тело глубоко, намеренно грубо растирая стенки у самого входа и тугое кольцо мышц. Шульдих кричит и плачет.
- Или не нравится? – Фудзимия переворачивает его, снимает испачканную желтую перчатку и кидает ему в лицо. Педант хренов. Перчатка сползает на пол.
На лице Фудзимии неестественная гримаса, а глаза темные-темные от желания. Сердце Шульдиха замерло в ожидании. Текли секунды. Маньяк вдруг наклонился к нему, нежно-нежно проводя губами по щеке, потом замер. И выглядел при этом таким потерянным, ну прямо как живой человек, а не то, что обычно.
Шульдих инстинктивно попытался отползти подальше, когда Фудзимия встал и начал раздеваться. Маньяк аккуратно сложил всю одежду в угол и решительно повернулся к нему.
Шульдих паниковал. Он избегал изнасилования все время обучения и работы в Эсцет, с сумасшедшими инструкторами, старыми педофилами, неуравновешенными подростками, чтобы сейчас, вот так… Увидев возбуждение Фудзимии, он просто позеленел от страха.
- Нет. Фудзимия, не надо. Давай договоримся, а? Я многое могу, ты же знаешь?.. – он был готов нести любую чушь, лишь бы отвлечь маньяка. Но Фудзимия, не реагируя, спокойно приблизился к нему, снова ненатурально улыбаясь, и только врезал ногой по животу.
Закрыв глаза и корчась от боли, Шульдих не сразу понял, что не так. Фудзимия, всухую, медленно, улыбаясь, насаживался на его член. Шульдих зашипел сквозь зубы.
Кожа горела от соприкосновения с тугими мышцами. Шульдиха передернуло, когда головка его члена повстречалась с естественным сопротивлением в канале Фудзимии.
Насадившись полностью, маньяк запрокинул голову и, застонав, начал дрочить себе. Кажется, ему было хорошо, хотя Шульдих плохо представлял, как такое возможно. Фудзимия стал опускаться на его член быстро и ритмично. Его костлявые колени долбились об пол при каждом толчке. Член Шульдиха ужасно жгло, казалось, нежную кожу просто стерло от жаркого трения.
Второй рукой Фудзимия гладил свою грудь, попеременно сжимая соски, а потом спускаясь к животу. Шульдих не сразу осознал, что пялится на него. А потом маньяк как-то дернулся, замер на долю секунды, и весь сжался внутри, и кончил ему на живот. Шульдиху показалось, что его член сейчас оторвется и останется в Фудзимии навсегда. Но тот вполне себе уверенно вышел из тесного прохода и так и остался стоять, на счастье Шульдиха, забытым.
Фудзимия наклонился к нему, улыбаясь. Его искусанные губы вспухли и покраснели, а на зубах была видна кровь. Выглядел он, как довольный котяра, обожравшийся сметаны. Он улегся на бочок, и почти нежно погладил щеку Шульдиха, там, где она уже начала пухнуть от удара.
- Тебе не понравилось, мой сладкий? – Фудзимия шептал, касаясь влажными губами его уха.
- Нет блядь, представь себе! Ты бы хоть развязал меня, извращенец хренов! – Шульдих собирался сказать что-то еще, но сильные пальцы Фудзимии сжали его многострадальную челюсть. От неожиданности на глаза выступили слезы.
- Замолчи, Кукловод. Ты заслужил такое обращение, тварь тьмы, - на него уставились холодные фиалковые глаза. Рука Фудзимии отпустила его челюсть и, царапая ногтями кожу, начала движение вниз.
- Не смей трогать, сука! – заорал Шульдих, но Фудзимия только улыбнулся, обхватив его грязный член рукой. Шульдих нес еще что-то, чисто на автомате, но думать мог только о возобновившемся трении. Фудзимия нарочито сильно сжимал его член, концентрируя внимание на верхней его части. Кожу неприятно щипало, пальцы жестоко потерли самый кончик головки, и Шульдих вскрикнул. Посреди боли и жжения наслаждение оказалось слишком интенсивным, чтобы быть приятным. Ощущения были слишком непереносимыми, чтобы их терпеть. Фудзимия облизывал его ухо, шею, плечи, ключицу. Всего стало вмиг слишком много, и Шульдих кончил, корчась в неприятном, вымученном оргазме.
Фудзимия ушел, оставив ему в миске холодный рис и вареную картошку. Шульдих сначала не хотел есть, но через несколько часов «голодовки» бросил эту затею. Подонок и не подумал развязать его, так что Шульдиху пришлось зарыться в еду ртом и есть так. Собачка, блин…
После «ужина» накатила дремота. Шульдих повернулся на бок, светя голой задницей, но ему было все равно. Произошедшее все еще казалось чем-то далеким и неправдоподобным. Думать было страшно. Вывеска за окном снова мигала, и Шульдих провалился в сон.
Фудзимия приходил к нему раз в несколько дней. Подмывал, оставлял еду и соленую гадость, давал таблетки, бил, трахался, уходил. Потом как-то стал мыть ему голову, расчесывал патлы, переодевал, поил чаем с пирожными. Заботился, блядь, ага.
В первый раз Шульдих ему так и сказал, за что Фудзимия засунул ему злосчастный эклер в задницу. Шульдих подумал и решил, что пирожные – это все-таки не так уж и плохо и вообще безусловно лучше эсцетовской похлебки.
Недели через две (через месяц?) такой жизни у Шульдиха вообще шарики за ролики заехали, и ему секс понравился. Фудзимия нехорошо так усмехнулся, наблюдая, как он отчаянно двигает бедрами, требуя продолжения. А когда кончил, сел перед ним на корточки и сказал вылизать его кровоточащий, истекающий анус. Шульдих ни под какими пытками не решился бы. Но решающим аргументом Фудзимии стало бешеное «Делай, что я тебе сказал, Кукловод, или отдам тебя Критикер на эксперименты!»
И Шульдих подчинился, зажмурив глаза и стараясь думать о своей разодранной заднице и вывихнутой руке, нежели о том, что он делает.
Потом, когда Фудзимия ушел, Шульдих много думал. Вся эта окружающая его действительность была настолько ирреально-замкнутой, что он просто перестал задумываться о чем-то вне этого мирка, отдавая предпочтение сну и насущным проблемам. Каждый день он пытался как-то реанимировать дар, вспоминал разные тренинги, часами концентрировался на людях в соседних квартирах. Но потом ему надоедало, и он засыпал.
Еще он множество раз прогонял в мозгу последние события перед своим заточением, пытаясь найти причину своего состояния, но дальше этого в прошлое не заглядывал.
Он как-то не особо задумывался над мотивациями Фудзимии, и уж тем более ему было не до всяких там японских группировок; он не вспоминал даже о том, что осталось от Эсцет.
А сейчас узкая картина, в которой он крутился, внезапно расширилась до состояния реального мира, и Шульдиху это ох как не нравилось.
Он всю голову себе сломал, и так и сяк прорабатывая в мыслях обстановку, но по всему получалось, что Фудзимия его покрывал. Критикер, в каком бы состоянии они ни были, не стали бы потакать прихотям своего исполнителя и живо заграбастали бы к себе паранорма, пусть и бездействующего. У них тоже был отдел исследований, хоть и с ничтожными разработками. А тут ходячий опыт научно-исследовательского гиганта Эсцет!
Шульдих не хотел в лабораторию, и ему пришлось себе признаться, что у маньяка было оставаться гораздо безопаснее. Если бы только Фудзимия еще его и развязывал почаще! Но нет, подонок был верен себе; наверное, хотел, чтобы у Шульдиха все мышцы атрофировались. Ну или его просто заводили гусеницы.
Шульдих криво усмехнулся, поведения Фудзимии он вообще не понимал. Тот все время трепался о вытраханных жизнях, бил его. А потом обнимал, зарывался в волосы носом и лежал так часами. Очень странный был парень.
Шульдих мог только предположить, что у Фудзимии недоебит и что иметь в качестве секс-раба экс-врага – его хобби. Но проверить он, к сожалению, не мог при всем желании. А хотелось. Шульдих уже стал ловить себя на мысли, что ждет - не дождется каждый раз прихода Фудзимии, чтобы… Чтобы что?
Шульдиху собственный образ мыслей начинал то и дело казаться довольно странным. Нет, заключение в таком мизерном пространстве на любого подействовало бы, но все же… Пока маньяка не было рядом, он казался каким-то родным. Словно хозяином.
Так продолжалось еще какое-то время, а потом, кажется, Фудзимии в конец снесло крышу.
В тот раз он приперся каким-то особенно злым и колючим. Шульдих это сразу почувствовал, только заглянув один раз в пустые глаза. Было темно и в мерцающих отсветах Фудзимия, сжав кулаки, переливался красным и золотым – того и гляди загорится.
Шульдиха это рассмешило: ну что еще ему маньяк такого сделает, чего уже не сделал?
На секунду на спокойном лице Фудзимии появилась гримаса боли, которая тут же сменилась холодной яростью. Подонок приземлился на колени и стал его душить.
- Ты. Был. Там. Тогда, - головой об пол на каждое слово. – Ты там был!
Фудзимия яростно схватил его за воротник рубашки и начал трясти. Шульдих жадно хватал воздух короткими глотками.
В желто-красном мигании глаза Фудзимии казались двумя темными блестящими бисеринами. Шульдих заметил, что в них собралась влага. Фудзимия плакал?
Маньяк вытащил нож и решительно провел по белой коже Шульдиха, в вырезе рубашки. Потом замер и недоуменно уставился на кровь, словно протрезвев. Сердце Шульдиха бешено колотилось.
Фудзимия отпрянул от него и уставился в окно. Шульдих разглядывал узкие плечи, напряженную спину под черной водолазкой. Наконец, Фудзимия заговорил, все так же глядя в окно:
- Я уезжаю из Токио. Надолго. Ты был хорошей игрушкой, так что я сохраню тебе жизнь. Убирайся.
Все как в полудреме. Фудзимия двумя короткими движениями надрезает веревки. Ноги и руки не слушаются, как в первый раз, когда Фудзимия его переодевал. Телепатия тоже не слушается. Шульдих ловит ртом воздух. Вместе с желтой вспышкой света в голову приходит образ скальпеля. Вместе с красной – крови и шприцов.
Шульдих не заметил, как Фудзимия стал для него гарантом безопасности. Потерять Фудзимию – значит попасть в руки ученых.
Маньяк поворачивается к нему спиной и идет к двери. Шульдих вскакивает и цепляется за его ноги.
- Фудзимия, ты же шутишь, нэ? Ты не можешь так уйти! – голос Шульдиха ломается: он мало говорил в последнее время. Фудзимия смотрит на дверь.
- Стой! Да стой же ты! – пальцы вцепляются отморозку в джинсы. Шульдих в панике ищет какие-то аргументы, убеждения, чтобы только маньяк остался. – Я же тебя нравлюсь! Ты же хочешь меня, мой член, а, Фудзимия? Тебе же нравилось! Я знаю все твои секреты…
Шульдих плотоядно на него смотрит снизу вверх, устраивая подбородок на чистом кожаном ботинке. Отморозок снова замирает на пару секунд, а потом приседает и задирает его голову вверх за рыжие патлы.
- Ты был там, когда взорвали моих родителей. Ты был и не помог. И я не поддамся больше желаниям своего тела. Но я и не убью тебя. Тебя найдут Критикер и заберут к себе. И это будет хуже, чем смерть, я узнал. Я отомстил тебе, Кукловод.
И Фудзимия выволакивает его за волосы за порог, и закрывает дверь. Шульдих слышит, как удаляются шаги и закрываются двери лифта. Шульдих молча смотрит в потолок.
Автор: Princess
Бета: Даймонд
Пейринг: Шульдих/Ран
Жанр: dark
Рейтинг: NC-18
Disclaimer: ничего не мое
От автора: автор искренне, от всей души не любит насилие и Шульдиха. Автор видит у этого фика совсем другую концовку, которая не соответствует заявке. Все.
Размещение на БКпР: если хотите
Написано для Schizophrenie, которая хотела: лучше всего Фарфарелло/Ран, на крайний случай Шульдих/Ран. Slash - от R, angst, жестокость, насилие, стокгольмский синдром, по возможности релистичное описание чувств и состояния героев и вообще всяких извращений и крови побольше. Не OOC, не romance. В конце все живы.
тык
Стокгольмский синдром — психологическое состояние, возникающее при захвате заложников, когда заложники начинают симпатизировать захватчикам или даже отождествлять себя с ними.
А связано это все с тем же принципом психологической защиты, когда бессознательное все время ставит одну и ту же задачу: эта психологическая травма не должна повториться. И тогда мы получаем два варианта: или же тяжелую социальную фобию, или же вот эту странную реакцию иррациональной симпатии к террористу. ©
А связано это все с тем же принципом психологической защиты, когда бессознательное все время ставит одну и ту же задачу: эта психологическая травма не должна повториться. И тогда мы получаем два варианта: или же тяжелую социальную фобию, или же вот эту странную реакцию иррациональной симпатии к террористу. ©
Шульдих распахнул глаза. Впереди и вверху расплывалось то невозможно желтое, то невозможно красное пятно. Руки почти не ощущались. В голове было пусто. Дара он не чувствовал. Воображение радостно подкинуло в эту пустоту образ лаборатории. Лампочек, скальпелей и тугих ремней. Сознание охватила слепая паника. Шульдих попытался вскочить, но не смог и, нелепо изобразив гусеницу, долбанулся виском об пол. Голове хватило.
Шульдих распахнул глаза. Перед глазами были волосы. Пахло немытостью и мочой. Голова болела. Тело было, как из ваты. Шульдих поморщился и попытался повернуться. Вата кое-как поддалась, волосы отползли в сторону. Сверху было окно; даже окошко. За окном была вывеска с двумя латинскими буквами, сверху вниз Т-А. Дальше было не видно. За вывеской был еще дом, тоже с маленькими окошками, и голубями, и сушащимся бельем.
Где-то этажом выше что-то со скрипом передвинули, потом, судя по звуку, открыли дверь. Где-то за окном гудели машины и слышались обрывки чьих-то фраз. Шульдих попытался сфокусироваться на прохожих и прочитать, где он. Но не смог.
Шульдих в панике заметался по тесной комнатке. Ноги и руки не слушались, тело выламывало неестественными углами. Перед глазами мельтешили стены, окно, пол, потолок.
Где-то заорал ребенок.
Приступ прекратился. Пятно перед глазами оказалось люстрой. Лампочка не горела. В темноте потолок окрашивался то ярко-красным, то ярко-желтым. Шульдих тупо пялился вверх. Шульдих надеялся, что все это ему просто снится. Монотонное мигание убаюкивало.
Шульдих распахнул глаза. Над все еще висела люстра с перегоревшей лампочкой. И Шульдих как-то сразу почувствовал, что телепатии не было. Было ощущение, что ему отрезали руку. И заодно вырвали язык и глаза. Начиналась паника, но Шульдих приказал себе успокоиться.
В горле появился противный комок, но слюны во рту почти не было. Губы тоже пересохли. Шульдих медленно огляделся в поисках воды, но ни стакана, ни бутылки рядом не было.
Шульдих попытался пошевелить руками, но они не поддавались. И вообще он на них лежал.
Со второй попытки у него получилось сесть. Он удивленно уставился на свои связанные в щиколотках, а потом еще и в коленях ноги. Руки не прощупывались, но Шульдих догадывался, что они тоже были связаны.
Противно и назойливо зачесался нос. Руки были за спиной, и плечом до него было не достать, как ни выкручивай голову. Шульдих попытался почесать проблему связанным коленом. К лицу стремительно приблизился пол. Добротный деревянный пол. Только очень пыльный.
Нос перестал чесаться, зато засаднила щека. У лица оказались волосы. Шульдих отдаленно заметил, что они пахли морской водой. Вспомнился храм и водоворот.
Вести приготовления к церемонии и к перевороту одновременно было трудно. По большому счету это было самоубийство. Кроуфорд так ему и сказал еще в самом начале; так и сказал, что в 8 случаях из 9 их всех убивали. Шульдих был не дурак. Поэтому Шульдих сразу послал Кроуфорда. Но Кроуфорд тоже был не дурак. Через неделю Шульдиха в очередной раз направили в лабораторию на обследования. Но что это был за раз! По возвращении подумалось, что 1 случай из 9 – это, в сущности, не так уж и безнадежно.
Готовиться Шульдиху было не трудно. Готовился в основном Кроуфорд. Шульдих просто чистил мозги всем подряд. Трудности начались, когда в радиусе километра появились Санрю.
Перед глазами встали кривые рожи троицы. Где-то между глоткой и кишечником встала тошнота.
Появление Санрюдзин могло предвещать только проблемы. Старые маразматики думали, что учат юнцов пользоваться их великим даром, но обычно это обучение тупо заканчивалось лабораторией. Мощные телепаты глушили способности менее сильных. Но гены из их клеток вытащить было невозможно. Так что даже потеряв способности, слабые паранормы оставались прекрасным материалом для исследований в спецлабораториях.
Шульдиха физически трясло при упоминании Санрюдзин. Когда троица приперлась в Японию, Кроуфорд обкалывал Шульдиха успокоительным, как Фарфарелло. И Фарфарелло тоже обкалывал.
Кроуфорд всегда был целеустремленным человеком. Шульдиху вдруг пришло в голову, что янки несомненно всплыл и отсиживается сейчас где-то в тепле и сытости. Точно, небось еще и видел с самого начала, что Шульдиха словит какой-то маньяк. Поржал, наверное, еще тогда, сука.
Стало смешно до слез. Шульдих не хотел к маньяку. Шульдих хотел пить и писать. Особенно писать. Шульдих жалобно посмотрел на дверь, но она не только не открылась в ответ на этот взгляд, но даже не приблизилась ни на йоту. Тогда Шульдих вздохнул и пополз. Надо сказать, что получилось у него, в принципе, неплохо. Подумалось, что, если телепатия не вернется, он мог бы играть гусеницу в спектаклях для детей. Такую… здоровую гайдзинскую волосатую гусеницу…
Доползти – Шульдих дополз; даже бочком, опираясь плечом и головой, вскарабкался по плинтусу до ручки. Под ручкой была миниатюрная замочная скважина. Логично было предположить, что дверь просто должна быть заперта. Отчаянно Шульдих вцепился зубами в ручку, дергая ее вниз. В ответ ручка больно дала Шульдиху по зубам и верхней губе, и Шульдих поверженный скатился к подножью двери.
Подумалось, что даже если бы ему и удалось открыть дверь и доползти до толчка, то вот расстегнуть собственную ширинку зубами – он был не пластилиновый. К тому же, она должна была ну очень противно вонять, судя по ощущениям. Должно быть, он валялся в отрубе достаточно долго, чтобы его организм решил без спросу избавить его от лишней жидкости. Но теперь Шульдих был в сознании и решил, что с этим делом лучше все-таки попробовать дождаться своего маньяка. Может быть, тот отведет его в туалет. А может быть, телепатия к этому времени восстановится на уровне достаточном, чтобы заарканить какого-нибудь соседа выломать дверь…
Насчет телепатии Шульдих думать вообще-то побаивался. Даже в присутствии Санрю она не всегда отключалась полностью. Он мог чувствовать эмоциональный фон людей, иногда оформленные базовые побуждения. Конечно, даже такого спада Шульдиху хватало для истерики, но сейчас было еще хуже. Сейчас не было вообще ничего. Пустота. Тишина. Насинг. Это пугало. Сколько Шульдих себя помнил, телепатия всегда была рядом с ним. Это были его рабочие руки, средство общения. Иногда еще развлечение. И, безусловно, телепатия была его орудием убийства, хотя это и требовало огромных затрат энергии. В любом случае телепатия для него являлась главным средством защиты. Конечно, махать кулачками Шульдих умел, но откуда ему вообще без телепатии подразумевалось узнать, когда бить, как и в какое место? И как затормозить реакции предполагаемого противника?
Шульдих чувствовал себя маленьким, беспомощным и глупым. За время работы со Шварц он как-то пообвык, что спину всегда прикрывали. Так что теперь было совсем некомфортно. Жопа Шульдиха чуяла, что спасать его в данный момент некому. Это нервировало. Мало ли где он мог оказаться. Япония – многонаселенная страна, и Шульдих не понаслышке знал, какие здесь встречались индивиды. Он иногда смеху ради «смотрел», как какие-нибудь отморозки расправлялись со школьницами. Ну и сам порой не брезговал подловить какую-нибудь девочку в темном переулке. Но оказаться на месте жертвы… было страшно. Шульдиха передернуло, и он решил сосредоточиться на жажде и желании отлить – всяко лучше, чем думать о таких вещах.
Пока Шульдих оставался в своей «каморке» один, он раз десять успел прийти в себя, но потом снова выключался обратно. Организм плохо, но привычно переносил любые издевательства над собой. Шульдих, в принципе, не жаловался: бОльшую часть времени он просто спал. Хорошо, что можно было хоть спать. В лаборатории Эсцет ему бы отдыхать не позволили.
Шульдих не услышал, как открылась дверь, поэтому рожа Фудзимии перед носом стала для него полной неожиданностью. Если бы он был в форме, он бы радостно заорал, увидев «игрушку», но сейчас только выдавил ухмылочку понатуральней.
- Опаньки… - голос сел и слова в сухой глотке саднили и драли. Потрескавшиеся губы протестовали против оскала.
Фудзимия изменился в лице и со всего размаху врезал ему по челюсти. Рыжая голова метнулась в сторону, и он со всей дури прикусил язык. В рот хлынула кровь, комната перед глазами закружилась. В вихре из боли и звездочек шепот Фудзимии над ухом казался ирреальным.
- Если ты, рыжая тварь, только попробуешь меня контролировать – я тебя уничтожу. Только одна малейшая попытка, и я сверну тебе шею, ты понял? – его подбородок сжимают железной хваткой и тянут вверх. Челюсть невыносимо ноет, и перед ним возникают злые фиолетовые глаза. – А теперь вон из моей головы. И только посмей прочитать мои мысли!
Шульдих прифигел, но осознание всплыло как-то само, на грани мыслей: Фудзимия истощал его все это время, чтобы ослабить телепатию. Умно, мать его. Шульдих едва не захныкал.
Фудзимия, между тем, легко подхватил его на руки и потащил в ванну. Пут он снимать не стал и грохнул его в душевую кабину прямо в одежде. Умелые руки в желтых резиновых перчатках – и когда успел натянуть? – уверенно расстегнули его некогда белые брюки и начали все так же уверенно смывать дерьмо и грязь. Маньяк нарочито грубо проходился по раздраженной коже, и Шульдих то и дело шипел сквозь сжатые зубы. Фудзимия от этого чуть не урчал.
После «душа» Фудзимия швырнул его обратно в каморку, на пол, мокрым, не озаботившись даже натянуть обратно спущенные до колен штаны. Шульдих на минуту прикрыл глаза, и чуть не поперхнулся, когда в его глотку полилось что-то соленое (чертова телепатия! Он так привык полагаться на «шестое чувство», нежели на слух и осязание). Шульдих попытался отвернуться, но железная хватка снова сжала его лицо.
- Пей, это от обезвоживания. Я не хочу, чтобы ты здесь издох.
Шульдих подчинился. Вместе с соленой жидкостью Фудзимия дал ему какие-то таблетки, и взгляд у него при этом был такой странный, что Шульдих не хотел пить. За что снова несколько раз получил по лицу. Разбитая губа слабо закровоточила и очень неслабо защипала.
Фудзимия вцепился в его волосы, запрокинул голову и начал слизывать кровь, сильно надавливая на ранку. А потом засунул скользкий язык ему в рот.
Шульдиха чуть не вырвало. Он попытался вывернуться из хватки, давя рвотные спазмы у себя в глотке, но Фудзимия только сжал его крепче. Он провел своим языком по грязной шее Шульдиха, сильно, до крови, кусая ее у самого основания. Потом начал водить языком по его груди, втянул в рот сосок, неожиданно нежно сжимая его губами.
У Шульдиха глаза на лоб полезли, когда он понял, что возбуждается. Он тупо, шокировано пытался осмыслить происходящее, пока Фудзимия гладил его живот и поясницу, целовал грудь, плечи и бока. Вообще-то Шульдих всегда причислял себя к натуралам. Его блевать тянуло при мысли об оральном сексе с парнем. Да и вообще при мысли о сексе с парнем… А потом до него дошло.
- Что это были за таблетки?!
- Виагра, Кукловод, - Фудзимия копировал его усмешку и с силой прикусил его сосок.
Шульдих заорал от паники и от боли, но маньяк только неестественно улыбнулся и продолжил свое занятие. Член Шульдиха гордо и торжественно задрался вверх, красный не столько от прилившей к нему крови, сколько от раздражения мочей.
Фудзимия еще разок ударил его ладонью по лицу, задев итак уже истерзанные губы, - по ходу, кровь маньяка заводила – и спустился вниз, и прикусил кожу у самой границы его головки зубами. Шульдих болезненно вскрикнул. Фудзимия, продолжая неестественно улыбаться, перевернул его задницей кверху, садясь на связанные ноги и надавливая рукой между лопатками.
Шульдих распахнул глаза и взвыл от животного страха. Нет, это просто не должно было быть реальностью. Так не могло быть!
Но жесткие пальцы уже вошли в его тело, резко, с нажимом.
- Что, нравится, Кукловод? Нравится? Ты ведь так же имел чужие жизни, нравится? – пальцы не входят в его тело глубоко, намеренно грубо растирая стенки у самого входа и тугое кольцо мышц. Шульдих кричит и плачет.
- Или не нравится? – Фудзимия переворачивает его, снимает испачканную желтую перчатку и кидает ему в лицо. Педант хренов. Перчатка сползает на пол.
На лице Фудзимии неестественная гримаса, а глаза темные-темные от желания. Сердце Шульдиха замерло в ожидании. Текли секунды. Маньяк вдруг наклонился к нему, нежно-нежно проводя губами по щеке, потом замер. И выглядел при этом таким потерянным, ну прямо как живой человек, а не то, что обычно.
Шульдих инстинктивно попытался отползти подальше, когда Фудзимия встал и начал раздеваться. Маньяк аккуратно сложил всю одежду в угол и решительно повернулся к нему.
Шульдих паниковал. Он избегал изнасилования все время обучения и работы в Эсцет, с сумасшедшими инструкторами, старыми педофилами, неуравновешенными подростками, чтобы сейчас, вот так… Увидев возбуждение Фудзимии, он просто позеленел от страха.
- Нет. Фудзимия, не надо. Давай договоримся, а? Я многое могу, ты же знаешь?.. – он был готов нести любую чушь, лишь бы отвлечь маньяка. Но Фудзимия, не реагируя, спокойно приблизился к нему, снова ненатурально улыбаясь, и только врезал ногой по животу.
Закрыв глаза и корчась от боли, Шульдих не сразу понял, что не так. Фудзимия, всухую, медленно, улыбаясь, насаживался на его член. Шульдих зашипел сквозь зубы.
Кожа горела от соприкосновения с тугими мышцами. Шульдиха передернуло, когда головка его члена повстречалась с естественным сопротивлением в канале Фудзимии.
Насадившись полностью, маньяк запрокинул голову и, застонав, начал дрочить себе. Кажется, ему было хорошо, хотя Шульдих плохо представлял, как такое возможно. Фудзимия стал опускаться на его член быстро и ритмично. Его костлявые колени долбились об пол при каждом толчке. Член Шульдиха ужасно жгло, казалось, нежную кожу просто стерло от жаркого трения.
Второй рукой Фудзимия гладил свою грудь, попеременно сжимая соски, а потом спускаясь к животу. Шульдих не сразу осознал, что пялится на него. А потом маньяк как-то дернулся, замер на долю секунды, и весь сжался внутри, и кончил ему на живот. Шульдиху показалось, что его член сейчас оторвется и останется в Фудзимии навсегда. Но тот вполне себе уверенно вышел из тесного прохода и так и остался стоять, на счастье Шульдиха, забытым.
Фудзимия наклонился к нему, улыбаясь. Его искусанные губы вспухли и покраснели, а на зубах была видна кровь. Выглядел он, как довольный котяра, обожравшийся сметаны. Он улегся на бочок, и почти нежно погладил щеку Шульдиха, там, где она уже начала пухнуть от удара.
- Тебе не понравилось, мой сладкий? – Фудзимия шептал, касаясь влажными губами его уха.
- Нет блядь, представь себе! Ты бы хоть развязал меня, извращенец хренов! – Шульдих собирался сказать что-то еще, но сильные пальцы Фудзимии сжали его многострадальную челюсть. От неожиданности на глаза выступили слезы.
- Замолчи, Кукловод. Ты заслужил такое обращение, тварь тьмы, - на него уставились холодные фиалковые глаза. Рука Фудзимии отпустила его челюсть и, царапая ногтями кожу, начала движение вниз.
- Не смей трогать, сука! – заорал Шульдих, но Фудзимия только улыбнулся, обхватив его грязный член рукой. Шульдих нес еще что-то, чисто на автомате, но думать мог только о возобновившемся трении. Фудзимия нарочито сильно сжимал его член, концентрируя внимание на верхней его части. Кожу неприятно щипало, пальцы жестоко потерли самый кончик головки, и Шульдих вскрикнул. Посреди боли и жжения наслаждение оказалось слишком интенсивным, чтобы быть приятным. Ощущения были слишком непереносимыми, чтобы их терпеть. Фудзимия облизывал его ухо, шею, плечи, ключицу. Всего стало вмиг слишком много, и Шульдих кончил, корчась в неприятном, вымученном оргазме.
Фудзимия ушел, оставив ему в миске холодный рис и вареную картошку. Шульдих сначала не хотел есть, но через несколько часов «голодовки» бросил эту затею. Подонок и не подумал развязать его, так что Шульдиху пришлось зарыться в еду ртом и есть так. Собачка, блин…
После «ужина» накатила дремота. Шульдих повернулся на бок, светя голой задницей, но ему было все равно. Произошедшее все еще казалось чем-то далеким и неправдоподобным. Думать было страшно. Вывеска за окном снова мигала, и Шульдих провалился в сон.
Фудзимия приходил к нему раз в несколько дней. Подмывал, оставлял еду и соленую гадость, давал таблетки, бил, трахался, уходил. Потом как-то стал мыть ему голову, расчесывал патлы, переодевал, поил чаем с пирожными. Заботился, блядь, ага.
В первый раз Шульдих ему так и сказал, за что Фудзимия засунул ему злосчастный эклер в задницу. Шульдих подумал и решил, что пирожные – это все-таки не так уж и плохо и вообще безусловно лучше эсцетовской похлебки.
Недели через две (через месяц?) такой жизни у Шульдиха вообще шарики за ролики заехали, и ему секс понравился. Фудзимия нехорошо так усмехнулся, наблюдая, как он отчаянно двигает бедрами, требуя продолжения. А когда кончил, сел перед ним на корточки и сказал вылизать его кровоточащий, истекающий анус. Шульдих ни под какими пытками не решился бы. Но решающим аргументом Фудзимии стало бешеное «Делай, что я тебе сказал, Кукловод, или отдам тебя Критикер на эксперименты!»
И Шульдих подчинился, зажмурив глаза и стараясь думать о своей разодранной заднице и вывихнутой руке, нежели о том, что он делает.
Потом, когда Фудзимия ушел, Шульдих много думал. Вся эта окружающая его действительность была настолько ирреально-замкнутой, что он просто перестал задумываться о чем-то вне этого мирка, отдавая предпочтение сну и насущным проблемам. Каждый день он пытался как-то реанимировать дар, вспоминал разные тренинги, часами концентрировался на людях в соседних квартирах. Но потом ему надоедало, и он засыпал.
Еще он множество раз прогонял в мозгу последние события перед своим заточением, пытаясь найти причину своего состояния, но дальше этого в прошлое не заглядывал.
Он как-то не особо задумывался над мотивациями Фудзимии, и уж тем более ему было не до всяких там японских группировок; он не вспоминал даже о том, что осталось от Эсцет.
А сейчас узкая картина, в которой он крутился, внезапно расширилась до состояния реального мира, и Шульдиху это ох как не нравилось.
Он всю голову себе сломал, и так и сяк прорабатывая в мыслях обстановку, но по всему получалось, что Фудзимия его покрывал. Критикер, в каком бы состоянии они ни были, не стали бы потакать прихотям своего исполнителя и живо заграбастали бы к себе паранорма, пусть и бездействующего. У них тоже был отдел исследований, хоть и с ничтожными разработками. А тут ходячий опыт научно-исследовательского гиганта Эсцет!
Шульдих не хотел в лабораторию, и ему пришлось себе признаться, что у маньяка было оставаться гораздо безопаснее. Если бы только Фудзимия еще его и развязывал почаще! Но нет, подонок был верен себе; наверное, хотел, чтобы у Шульдиха все мышцы атрофировались. Ну или его просто заводили гусеницы.
Шульдих криво усмехнулся, поведения Фудзимии он вообще не понимал. Тот все время трепался о вытраханных жизнях, бил его. А потом обнимал, зарывался в волосы носом и лежал так часами. Очень странный был парень.
Шульдих мог только предположить, что у Фудзимии недоебит и что иметь в качестве секс-раба экс-врага – его хобби. Но проверить он, к сожалению, не мог при всем желании. А хотелось. Шульдих уже стал ловить себя на мысли, что ждет - не дождется каждый раз прихода Фудзимии, чтобы… Чтобы что?
Шульдиху собственный образ мыслей начинал то и дело казаться довольно странным. Нет, заключение в таком мизерном пространстве на любого подействовало бы, но все же… Пока маньяка не было рядом, он казался каким-то родным. Словно хозяином.
Так продолжалось еще какое-то время, а потом, кажется, Фудзимии в конец снесло крышу.
В тот раз он приперся каким-то особенно злым и колючим. Шульдих это сразу почувствовал, только заглянув один раз в пустые глаза. Было темно и в мерцающих отсветах Фудзимия, сжав кулаки, переливался красным и золотым – того и гляди загорится.
Шульдиха это рассмешило: ну что еще ему маньяк такого сделает, чего уже не сделал?
На секунду на спокойном лице Фудзимии появилась гримаса боли, которая тут же сменилась холодной яростью. Подонок приземлился на колени и стал его душить.
- Ты. Был. Там. Тогда, - головой об пол на каждое слово. – Ты там был!
Фудзимия яростно схватил его за воротник рубашки и начал трясти. Шульдих жадно хватал воздух короткими глотками.
В желто-красном мигании глаза Фудзимии казались двумя темными блестящими бисеринами. Шульдих заметил, что в них собралась влага. Фудзимия плакал?
Маньяк вытащил нож и решительно провел по белой коже Шульдиха, в вырезе рубашки. Потом замер и недоуменно уставился на кровь, словно протрезвев. Сердце Шульдиха бешено колотилось.
Фудзимия отпрянул от него и уставился в окно. Шульдих разглядывал узкие плечи, напряженную спину под черной водолазкой. Наконец, Фудзимия заговорил, все так же глядя в окно:
- Я уезжаю из Токио. Надолго. Ты был хорошей игрушкой, так что я сохраню тебе жизнь. Убирайся.
Все как в полудреме. Фудзимия двумя короткими движениями надрезает веревки. Ноги и руки не слушаются, как в первый раз, когда Фудзимия его переодевал. Телепатия тоже не слушается. Шульдих ловит ртом воздух. Вместе с желтой вспышкой света в голову приходит образ скальпеля. Вместе с красной – крови и шприцов.
Шульдих не заметил, как Фудзимия стал для него гарантом безопасности. Потерять Фудзимию – значит попасть в руки ученых.
Маньяк поворачивается к нему спиной и идет к двери. Шульдих вскакивает и цепляется за его ноги.
- Фудзимия, ты же шутишь, нэ? Ты не можешь так уйти! – голос Шульдиха ломается: он мало говорил в последнее время. Фудзимия смотрит на дверь.
- Стой! Да стой же ты! – пальцы вцепляются отморозку в джинсы. Шульдих в панике ищет какие-то аргументы, убеждения, чтобы только маньяк остался. – Я же тебя нравлюсь! Ты же хочешь меня, мой член, а, Фудзимия? Тебе же нравилось! Я знаю все твои секреты…
Шульдих плотоядно на него смотрит снизу вверх, устраивая подбородок на чистом кожаном ботинке. Отморозок снова замирает на пару секунд, а потом приседает и задирает его голову вверх за рыжие патлы.
- Ты был там, когда взорвали моих родителей. Ты был и не помог. И я не поддамся больше желаниям своего тела. Но я и не убью тебя. Тебя найдут Критикер и заберут к себе. И это будет хуже, чем смерть, я узнал. Я отомстил тебе, Кукловод.
И Фудзимия выволакивает его за волосы за порог, и закрывает дверь. Шульдих слышит, как удаляются шаги и закрываются двери лифта. Шульдих молча смотрит в потолок.
@темы: WKF3, 1й сезон, Ая/Шульдих, яой
-
-
17.04.2007 в 00:41-
-
17.04.2007 в 00:47Спасибо))) /прослезился
-
-
17.04.2007 в 00:49-
-
17.04.2007 в 00:51-
-
17.04.2007 в 00:59-
-
17.04.2007 в 01:11Блин, я путаюсь, да)))
-
-
17.04.2007 в 01:31-
-
17.04.2007 в 19:51Да ну?)
-
-
17.04.2007 в 19:52-
-
17.04.2007 в 19:54-
-
17.04.2007 в 19:58-
-
17.04.2007 в 21:52ХЗ) Может, я ее плохо знаю)))
А скорее всего мы просто говорим о разных ее кусках)
-
-
17.04.2007 в 21:55-
-
22.04.2007 в 22:11Но не смотря на "сухость" повествование и некоторые недочеты,
мне в общем понравилось.
Хотя я и не очень люблю этот пейринг , да само-мазо в такой форме)
Но насчет гусеницы - я долго смеялся)
Котенок, я уверен что можешь и должен писать и почаще =)
-
-
22.04.2007 в 23:08Я удостоен великой чести быть откомменченным собственным мужем через неделю.......
Спасибо за уделенное мне время, мне очень приятно.))
-
-
23.04.2007 в 04:44Я удостоен великой чести быть откомменченным собственным мужем через неделю.......
А ты ж думал... я ж мудак и мудак тупой и тормазнутый.
пс. Твой сарказм меня убивает...
-
-
23.04.2007 в 11:03Та, меня уже убило просто)
Это не сарказм, это крик души)
-
-
29.04.2007 в 21:12