Простой такой упырь
Название: Издержки профессии
Ник автора: Donovan
Бета: упс… судя по всему, я угрюмый мизантроп - никто не хочет ко мне в беты.
Категория: Яой
Жанр: Romance, Drama/Tragedy
Рейтинг: R – см. предупреждения; графики нема.
Пары или/и основные: Кроуфорд/Шульдих/Йоджи
Предупреждения: бранная лексика, вольное обращение с каноном (можно считать, отчасти AU), местами ангст
Краткая аннотация: за все надо платить.
Размещение на БКпР: да
По заявке Neitent, которая хотела:
слеш, с наличием хотя бы минимального действия (есть), а не туманных размышлений о судьбах мира и заламывания рук (нету). Хэппи энд - хорошо бы, но не обязательно (эээ... 50/50), то же касается и death fic. Рейтинг - выше PG-13 (с натяжкой, но есть). Пейринги - в общеем-то пойдет любой (Брэд/Шульдих), но Брэд\Айя (нету) , Брэд\Йоджи (есть) предпочтительны.
Простите поганца, не успел вовремя – но я просто хотел как лучше...
вотЭто неверно, что прорицатели в стеклянных шарах или внутренностях птиц видят будущее. Вовсе нет, думает Кроуфорд. Также неверно предполагать, что древнегреческая Пифия выдавала свои пророчества, надышавшись ядовитыми испарениями. Все куда проще. Считается, что пророки - это редкость. Оракул Шварц машинально вырисовывает тростью на песке символ бесконечности - именно это изображение активировало способности его учителя. …В том-то и сложность, что талант прорицателя не паранормален. Кроуфорд подозревает, что возможно, любой человек на земле - латентный пророк. Просто у большинства слишком сложные активаторы. Розенкройц с легкостью находит начинающих телепатов и телекинетиков, без проблем вылавливает ясновидящих и прочих ведьм... А вот пророки никакого следа не оставляют, и отследить их весьма тяжело. А уж если пророк знает, что именно вызывает у него видения... Кроуфорд знал. Как знал и то, что случится, выбери он тот или иной путь развития событий. Розенкройц был нужен данному пророку, как впоследствии стали нужны Эстет. Тогда, в далекой юности, Кроуфорд был весьма амбициозен, и видел себя если и не королем мира, то уж во всяком случае тем, кто за таких королей принимает решения... И это привело его сюда, на пустынный пляж, где слышен шум прибоя и шорох песка.
Седой мужчина сидит на скамейке, вычерчивая тростью горизонтальную восьмерку. Восемь, думает он. Четыре с одной и четыре с другой стороны. Равновесие. В голове ритмом начинает отстукиваться старая-старая и ныне уже бесполезная считалочка про негритят - раньше она помогала отвлекать внимание телепата. Восемь негритят пошли купаться в море... Или их было десять? Восемь умерло, двое осталось... Неважно.
Кроуфорд медленно, как сквозь толщу воды вспоминает эти смерти - каждую из них он видел, и не раз.
Фарфарелло ушел тихо и незаметно, и вместо него теперь живет счастливый семьянин Джей. Для Кроуфорда этот человек больше не представляет интереса - приходящие на рождество и день рождения открытки с поздравлениями воспринимаются как нечто ошибочное.
Когтистый Сибиряк разбился в аварии. Бутылка пива, дождь, гроза, мокрый асфальт, грузовик навстречу... Тридцать три года. Пророк, изредка встречая пока что живого и бодрого Хидаку на улице, всегда вспоминает слова коронера: "Придурочного байкера почти на двадцать метров размазало. Зато быстро…" и думает, что для парня с реакцией убийцы, гонявшего на мотоцикле всю сознательную жизнь, так по-дурацки потерять управление... Шутите? Пророк может это предотвратить, но не видит смысла.
Смерть Наги будет тихой, без криков и воплей, без каких бы то ни было спецэффектов... Сердечный приступ, спровоцированный некоей добавкой в выпитом накануне бокале вина. Господин Такатори в очередной раз продемонстрирует фамильную дальновидность, решив, что если Наоэ предал своего предыдущего нанимателя, то ничто не помешает наемнику повторить этот номер еще раз. Правильно, в общем-то, решит. Кроуфорд вызывает в памяти белобрысого мальчишку с голыми коленками, и понимает, что этот умер уже давно - раньше них всех.
...Иероглиф "Катана" означает всего-навсего нож. Пророк не сентиментален, и даже не с первого раза узнал то место, куда приползет умирать японец с женским именем. Почтовый ящик, кирпичные стены, выщербленный тротуар... Старый Нью-Йорк, тот район, где в свое время Б. Кроуфорд (тогда еще просто Брэдли) ходил в школу. Мир не просто тесен, всякий раз думал оракул, видя еще не случившийся нож в боку бывшего лидера бывших Вайсс. Мир чертовски тесен, если общаешься в узком кругу профессионалов.
Шульдих посмеялся бы: мол, Оракул видит будущее, но без очков - не далее собственного носа. Разуй глаза, сказал бы телепат; ты слишком занят своими видениями, чтобы видеть настоящих людей. Трость на мгновенье замирает, а затем вновь скользит по контуру бесконечности. Шульдих умирал не раз и не два, в видениях и в воображении своего лидера. Возможно, когда-нибудь он действительно умрет - даже наверняка. Точно Кроуфорд не знает. Когда слишком хочешь или боишься чего-то, очень сложно не принять за видение плоды собственного воображения. Практически невозможно.
Сам оракул... шум прибоя напоминает ему снова и снова, что даже лучший пророк этого мира не может предусмотреть все. Смерть Эстет предназначена была стать ступенькой, трамплином к блистательному будущему. Ленточкой на празднично упакованном мире. Сам Кроуфорд в минуты слабости думает, что тогда все еще можно было переиграть, пустить по другому пути, изменить... Лететь - вверх.
...Морской воздух влажен, а волны нашептывают имена. Когда-то, целую вечность назад, оракул поклялся себе (тогда он еще верил, что бывают нерушимые клятвы) – что дорогой для него человек будет жить, и будет счастлив. Пророк до сих пор гадает, удалось ли выполнить эту клятву... хотя бы в какой-то ее части. Ито Ре счастлив ли теперь? И волнует ли это Кроуфорда? Море уже не дает ответов. Оно только напевает тихонько - шшшш... Йоджи… Шульдих…
Седой гайджин прикрывает глаза и снова оживляет в памяти картины - не будущего, прошлого.
За стенкой двое опять ругались. Как всегда. Обвинения прошивали эту самую злосчастную стенку насквозь, и Кроуфорду казалось, что по углам его кабинета уже скопились сугробчики из разнообразных «Потаскун!», «Зануда!» «Рыжая стервоза!» и прочих эпитетов, а на столе нахально возлежали грудой обвинения и контробвинения…
Это была далеко не первая такая ссора между телепатом и новеньким, и если по-хорошему, то оракулу самому следовало устроить выволочку инкубу за такие проделки. Трахать мужа охраняемого объекта – это непрофессионально. Еще более непрофессионально, чем доверять дисциплину в группе двадцатилетнему раздолбаю-Шульдиху. Но с этим Кроуфорд поделать ничего не мог – ни с тем, ни с другим.
…Скандал за стеной набирал обороты, как и мигрень у пророка. И Шульдих, если по-хорошему, был прав – инкуб забивал на все правила работы в команде. Японец-полукровка капитально не вписывался в коллектив. С таким талантом, как у него, вообще было сложно найти себе команду; а Кроуфорду на тот момент выбирать не приходилось, и пришлось взять в группу этого инкуба. Парня, за которым из прошлого в будущее тянулся шлейф неприятностей размером с Млечный Путь.
Хуже всего, что защищаться от способностей нового своего подчиненного у Кроуфорда не получалось. Ментальные щиты против феромонов – очень плохая защита. И все-таки, все-таки… Было всего два довода за, чтобы оставить новенького в команде; но каждый – весомее не придумаешь. Во-первых, блондин играл важную роль в планах Кроуфорда. Какую – понять пока не удавалось, но пророк ясно видел в будущем инкуба рядом с собой, а такими видениями пренебрегать не следовало. Кроме того, была еще одна важная деталь. Для Кроуфорда активатором его видений был сине-зеленый цвет морской воды. Глаза инкуба были как раз нужного оттенка.
…А еще у Кроуфорда было одно железное правило – не спать с подчиненными. Шульдих это правило понял и примирился с ним; новенький воспринял ситуацию как вызов своему мастерству.
Собственно, потому-то Кроуфорд и не мог наладить дисциплину в команде, как следовало бы; этим приходилось заниматься Шульдиху. Что, собственно, и происходило в данную минуту - с переменным успехом. Разумеется, инкуб был неправ по всем статьям, но признавать такое означало уступить позиции в коллективе; и спор мог тянуться до тех пор, пока у одного из участников не лопалось терпение. Сегодня таким нетерпеливым оказался телепат – после краткого затишья он возник в дверях кабинета, и проинформировал начальство, что с него, Шульдиха, хватит. Что его, Шульдиха, происходящее, новый член команды и бездействие начальства до крайности раздражает и достало безмерно, и что он, Шульдих, как ни странно, в происходящем не виноват, а кто виноват, оному начальству известно.
Начальству действительно было известно.
Именно тогда, глядя в глаза телепату (все тот же проклятый цвет будущего – да, отчасти именно по этому принципу и набиралась команда Шварц), Кроуфорд пообещал, что рано или поздно инкуба не будет среди Шварц. ...Пророк тогда считал, что лжет. Ошибся; такое случается даже с пророками - их слова более истинны, чем думают сами предсказатели.
Проходит время.
- О-лидер, да ты просто гениален. – Шульдих почти не ехидно ухмыльнулся и вытащил из пачки еще одну сигариллу. Не курить; вертеть в пальцах. Была такая привычка у телепата. Вполне, между прочим, известная всем членам группы – когда Шульдих нервничал, то мял и потрошил сигареты. Труп старой привычки курить, хохотнул он один раз в ответ на вопросы коллег. А вот другую свою привычку, обсуждать с Кроуфордом возможные проблемы миссий и тому подобные деликатные вопросы планирования, телепат старался никому не демонстрировать. Слишком это могло боком выйти в тоталитарных условиях Эстет. Вот и сейчас: телепат мучил тонкие, дамские сигариллки уже полчаса, но рот открыл только тогда, когда все младшие ушли.
- Я знаю, что тебе не нравится запланированное.
- Да уж курить этот план я бы не стал, можешь поверить. Я понимаю, будущее-шмудущее и все такое, но ты хоть представляешь, что нам грозит, если все сработает хоть чуть-чуть не так? Если этот придурок начнет выделываться, как обычно? Или если там окажется хоть на одного охранника больше?
Кроуфорд непривычно раздражен. Обычно пророк редко опускается до проявления эмоций – сейчас Шульдих думает, что эти самые эмоции очевидны, как на ладони. Лидер группы Шварц крутит в руках пустую чашку.
- Ты мне веришь?
Шульдих раздраженно вскакивает и начинает мерить комнату шагами.
- ...Да. Да, черт тебя побери, - наконец выдавливает он. – Но… Брэд, это плохая идея. Его же пристрелят, как... В общем, пристрелят, и все.
- Я никогда не подставляю своих.
- Хочешь начать сейчас?
- Ничего с ним не случится… А вот ты слишком нервничаешь на его счет.
- Я?.. Брэд, это ТЫ у нас втрескался, как мальчишка… хотя я уже даже сомневаться начал. ...Если этого красавчика грохнут, начальство нас с тобой подвесит за яйца. И в кои-то веки они будут правы.
- Ничего... За свои яйца не беспокойся. Ты же знаешь, я не ошибаюсь.
- Знаю. …Погоди. Ты же не хочешь сказать, что… ой нет, о-лидер. Ты же не станешь из-за одной красивой задницы… Брэд, ты же не станешь???
- Телепат. Не задавай вопросов, на которые я не буду отвечать.
- Ты гребаный извращенец, Брэдли Кроуфорд. Имей ввиду, я не хочу ничего об этом знать, и иметь с этим дела тоже не хочу! …И с тобой тоже. – Но последнюю фразу телепат произносит совсем тихо, и скрестив за спиной пальцы.
Проходит совсем немного времени.
Здание концерна Райотт. Официально группа «Шварц» охраняет одного весьма важного для Старейшин человечка, который здесь и сейчас ведет с Райотт переговоры. Неофициально… Неофициально группа Шварц проводит маленький очень персональный акт промышленного шпионажа специально для руководителей этого концерна. Всего-то дел – украсть опытный образец некоего психотропного препарата. А если совсем-совсем неофициально, и где-то даже очень частным порядком…
Тот, кто будет потом носить имя Йоджи, сейчас словил животом пулю, и задается вопросом, стоит ли свобода от Эстет того, что он сейчас испытывает. Разумеется, пророк упоминал о таком, и еще сказал, что никаких осложнений рана не вызовет. И что если Эстет сочтут одного конкретного инкуба мертвым, то не грех за это и заплатить энным количеством крови – об этом Кроуфорд тоже говорил… Вот только лежа с Кроуфордом в одной постели, размышлять на эту тему куда приятнее, чем лежа с дыркой в пузе на бетонном полу. Во втором варианте сразу начинают в голову лезть непристойные мысли типа «а что если меня просто-напросто слили», или «говорили же, из Эстет сбегают только вперед ногами»… Тяжело оставаться спокойным и собранным, сочась кровью на бетон. И как-то слабо успокаивают торчащие из-за угла ботинки обидчика. И к тому же мучает некое плохое предчувствие; ужасно неуютно, в общем. Некоторое время назад тут была беготня, визжала какая-то девица; впрочем, здесь это в порядке вещей. Но забавно, с учетом того, что Кроуфорд ни о чем таком не предупреждал. Только говорил, что Эстет больше инкуба не найдут, и что если тот затаится, и не будет светить направо и налево своим талантом, то ему больше никогда не придется увидеть alma mater в Швейцарии. При воспоминании об академии Розенкройц блондина слегка передергивает.
…Еще вспоминается выражение лица телепата поутру, когда тот понял, что правила правилами, а кое-кто всегда получает то, чего хочет. Почти смешно – столько времени топтаться вокруг «о-лидера», чтобы его с такой легкостью увел еще кто-то…
Ничего смешного, возражает в голове внутренний голос… Да нет, это же просто Шульдих. Ничего смешного, говорит он. Значит, всегда добиваешься своего, говорит он. Ну-ну. И считаешь, что тебе это сойдет с рук? Не посмеешь пойти против приказов, мысленно хамит блондин. Да, телепат, начальство – наше все? Ну давай, попробуй, оспорь приказ… Завидно?
Завидно. Мысли Шульдиха вплетаются между мыслями Йоджи, как пальцы в рукопожатии – как будто стоишь перед витриной с любимой девушкой, держась с ней за руки, и она свободной рукой указывает на модную кепочку… Действительно завидно, звучат чужие мысли. Настолько завидно, что я, пожалуй, сделаю тебе подарок. Мысленный голос доносится как будто бы издалека. …Здесь как раз умирает один такой частный детектив, так что его память ему больше не пригодится, а тебе как раз подойдет. Только извини, милый (память о рыжих волосах на подушке – Шульдих тоже был среди трофеев инкуба… или нет, то были темные и короткие волосы, и девушку звали Аска…), я хочу быть уверен, что ты не вернешься в Шварц… так что твои воспоминания я стираю. Тебе они тоже больше не понадобятся. Правда, хороший подарок? Думаешь, один раз с Кроуфордом того стоил? Не трудись отвечать, ты уже забыл, кто это, и о чем речь… И – тихонько-тихонько, гаснущим шепотом, как будто не предназначенным, чтобы его слышали – я и так знаю, что оно того стоило…
Чуть позже Шульдих, взмокший, как мышь от своих манипуляций с чужим мозгом, опять мучает сигарету, подпирая холодную стенку коридора - и обзывает себя халтурщиком. Естественно, в сделанном он никогда пророку не признается. Он вообще никогда и никому не признается в том, что полная подмена памяти возможна. Да старейшины сожрут его с костями, кости выплюнут, изучат и наделают маленьких ручных телепатиков, если пронюхают о такой возможности управлять человеческим мозгом. Нет, Шульдих не дурак. Просто ревнивец и халтурщик, ухмыляется рыжий противоположной стене. До конца вычистить мозг от начальных воспоминаний невозможно, иначе объект превратится в слюнявого идиота; а вот подсунуть воспоминания убежденного гетеросексуала - и оставить влечение к конкретному темноволосому очкастому типу… Которого мистер-забыл-что-он-инкуб даже не увидит больше никогда… И имя… И внешность – первое время этому псевдодетективу придется красить волосы в черный цвет, дабы соответствовать собственным воспоминаниям. И в дальнейшем этот мозг будет куда как более уязвим для телепатии и просто всяких неврозов с психозами… Но в любом случае игра стоила свеч.
Шульдих прикусывает губу и ссыпает на пол останки сигареты. Голова болит невыносимо, но телепат счастлив, и готов счесть эту головную боль достаточной платой за итог операции. Можно сказать, побочный эффект.
Шульдих искренне надеется, что больше никогда не увидит инкуба. Ни во снах, ни наяву. Он тоже ошибается.
Время по-прежнему идет.
Оми знает это выражение - издержки профессии. С учетом этих издержек и этой профессии (и нет, имелась ввиду не профессия цветочника) он давно разучился удивляться чему бы то ни было. Именно эти слова, "издержки профессии", он повторял себе, глядя на отъезжавшую от госпиталя машину Абиссинца. Именно этими словами он пробовал успокоить Кена после инцидента с Казе. Именно это в конце концов сказала самому Оми Мэнкс, объясняя ситуацию с Мамору Такатори. ...Такая работа, и ее кто-то должен делать, и этот кто-то рано или поздно получает все причитающиеся профессиональные заболевания. Паранойя, педантичность и циничный взгляд на мир, помимо всего прочего.
В тот месяц Вайсс пахали как проклятые, днем в цветочном, ночью на миссиях, спали урывками, и на школу у Оми времени не оставалось вовсе. Поэтому принесенный с контрольной трояк для него сюрпризом не стал, в отличие от всех остальных. Они привыкли уже, что Бомбеец относится к школе с тем же тщанием и пиететом, что и к миссиям; Йоджи даже высказался в том стиле, что вот он-де в свое время был круглым отличником... Это-то и послужило спусковым крючком.
Оми, когда хотел, действительно бывал въедливым и дотошным до крайности; вот и теперь он решил проверить, а не прихвастнул ли его друг. Делов было всего ничего - забраться в досье Кудо; проверить, где именно он учился в свое время; проверить эту школу на предмет собственной сети и ее архивов, вытащить из этих архивов аттестат "круглого отличника" и проверить, насколько заявление Кудо соответствует истине. С навыками Бомбейца - работы на десять минут.
...Через час Оми встал из-за компьютера с гудящей от фактов головой.
В муниципальной школе города Кавасаки действительно учился некий Кудо Йоджи. И был отличником. А еще он был грузным черноволосым коротышкой, не имевшим ничего общего с роскошным Балинезом. Даже группы крови не совпадали.
Цукиено мучился этой загадкой больше недели, и уже почти созрел, чтобы подойти к товарищу и спросить, как же так. А потом случилась миссия, на которой Вайсс в очередной раз встретились со Шварц, и Бомбеец напрочь забыл о своей проблеме. Как будто и не было ничего.
...Рыжий телепат потом, спустя пару часов, стоит на задворках некоего клуба рядом с неким блондином, и завистливо следит за клубами сигаретного дыма. Сигареты для Шульдиха уже давно были под запретом - Кроуфорд запретил. Вот и оставалось баловаться с зажигалкой, да шутить про пассивное-и-не-только-курение. Голова болела. Все же коррекция памяти - дело не настолько простое, как кажется со стороны. ...Фактически, чистить кому-то мозги - это все равно, что под анестезией отрезать человеку палец и приставить протез, чистенький, гладенький, не потеющий и не имеющий склонности болеть. Мысли, они тоже как мясо. С тем же мягким хлюпаньем шмякаются о стенки черепа... Кудо морщится; Шульдих не считает свою головную боль таким уж сокровищем, и щедро ею делится с окружающими. С данным окружающим – с особой щедростью.
…Раз нарушенное, правило Кроуфорда «не спать с подчиненными» утратило силу. По крайней мере, у оракула не было больше серьезных отговорок и оснований отказать телепату в приставаниях, и в один прекрасный вечер Шульдих добился-таки успеха в своем безнадежном, как ему казалось иногда, предприятии. Крепость пала; а кое-что, наоборот, воздвиглось.
…Не то, чтобы это принесло им обоим много счастья, но, во всяком случае, градус напряженности в команде снизился. Пророк никогда не давал себе труда изобразить влюбленность; телепат очень старался скопировать его манеру поведения. Оба старались делать вид, будто их в постели всего двое; упоминать Кудо было очень плохим тоном в этих отношениях.
Шульдих очень надеялся, что со временем привычка перерастет хотя бы в привязанность. Вот тут он как раз не ошибался – в конце концов, знать такие вещи было его специальностью, помимо всего прочего. И в общем-то к тому моменту, когда "Кудо" вновь всплыл в Токио, телепат уже ассоциировал Кроуфорда со словом «мой» не только в сочетании «мой шеф». Но…
В рассчитанной на двоих постели очень неудобно заниматься сексом втроем – когда оба участника процесса сравнивают партнера с третьим. Раньше на это можно было смело закрыть глаза. «Кудо больше не вернется», - говорил себе Шульдих, и пытался убедить себя, что все хорошо. В конце концов, не думать о белом медведе телепату несколько легче, чем всем остальным… Если не считать чужих мыслей о том же самом белом медведе.
А потом трахучий «белый медведь» снова появился. Да еще в команде добровольцев-дружинников, как их обозвал Фарфарелло... И Шульдих изрядно обеспокоился. Он-то верил, что вопрос с инкубом решен раз и навсегда, и что лишенный памяти о своих способностях паранорм будет вести жизнь детектива-неудачника, не встревая в разборки больших мальчиков… Оказалось, чертов блондин смог стать проблемой даже после замены памяти. Шульдих побесился, попсиховал, но в итоге решил пока не дергаться - попросту ограничился наблюдением за бывшим коллегой. Иногда даже очень близким наблюдением: как сейчас, когда блондин курит, выйдя из ночного клуба, а Шульдих за углом смакует дым от его сигареты и делится головной болью. В конце концов, как уж там Кудо выкрутился при приеме на работу, это личное дело Кудо – но вот разборки с коллегами могут изрядно подпортить плейбою здоровье… А чертов трахатель зачем-то нужен Кроуфорду живым и невредимым.
Само собой, Шульдих считает несправедливым приказ начальства по возможности охранять плейбоя от неприятностей; несправедливым и жестоким. Само собой, после повторения этого приказа капризничать уже не приходится. Телепат слишком уважает себя как профессионала, чтобы устраивать истерики по поводу не нравящегося ему лично задания; да и Кроуфорд никак не походит на одуревшего от похоти ублюдка. Скорее на ублюдка, запланировавшего нечто весьма важное, и вряд ли связанное с чувствами.
…Доверяет Шульдих своему лидеру. Не как другу, не как любовнику – как начальству и коллеге.
Тоже, в общем-то, правильно делает.
Кроуфорд тоже кое-чего не понимает. Нет, почему "Кудо" не хочет с ним поговорить и объяснить свое поведение, пророк понимает отлично. Так бывает – когда сперва кто-то тебя хочет, а потом нет. Но вот чего ради инкуб ввязался в спецгруппу, явно конфликтующую с Эстет - это выше понимания Кроуфорда. Впрочем, теперь стало по крайней мере понятно, где и как в будущем блондин проявится в видениях – чем ближе будущее становилось, тем яснее просматривались его детали. Правда, создавалось впечатление, будто это были сразу две картинки, наложившиеся друг на друга. В обоих рушились какие-то здания, падали камни и валялись мертвые тела - и в обоих видениях Шварц побеждали - с помощью Вайсс. Детали отличались, причем зачастую сильно: это были даже не два варианта одного и того же события, а два разных видения, сложившихся в одну картину. Шульдих, одетый в белый форменный костюм оперативника Эстет – и Шульдих с куда более короткими волосами, нацепивший картуз и желтую рубаху; но зато без банданки. Наги, маленький тихий подросток в униформе – и почти взрослый юноша… Вайсс тоже двоились; как и противники. В одном варианте Шварц с легкостью убивали хорошо знакомых Кроуфорду старейшин Эстет – Руфь, Майка и Роберта; в другом трое абсолютно непонятных паранормов в зеленом (причем отнюдь не слабее старейшин) перед смертью разделывали Шварц практически под орех.
Все чаще и чаще Кроуфорд проводит все свободное время на берегу Токийского залива, пытаясь увидеть нужный ему оттенок воды. Проблема заключается в том, что активатор видений всякий раз приходится искать заново – и только море никогда не бывает одинаковым. Как и глаза Шульдиха; как и глаза одного инкуба. Но Шульдих зачастую вынужден охранять Такатори вместо самого Кроуфорда, а плэйбой… плэйбой делает вид, будто с Кроуфордом не знаком; и возможно, думает пророк, оно и к лучшему.
Планы приходится строить, исходя из промежуточных видений. Умирающий на вертолетной площадке Такатори. Старейшины, прибывающие в заботливо подготовленную для ритуала башню. Коматозная девочка на каталке – и ее двойник, живая и здоровая. Падение сквозь рушащуюся башню, плиты создают подобие шатра, и только с помощью объединенных сил обоих команд из ловушки можно выбраться до того, как вода затопит все вокруг. Кроуфорд снова и снова выдирает из видений куски будущего, создавая картину, которую желает видеть. Он отметает те варианты, в которых придется умереть ему самому или кому-то из его команды – такое будущее Кроуфорда не устраивает. Талант пророка – не только знать предстоящее, но еще и уметь сделать так, чтобы нежеланное будущее не случилось; но всякий раз такие действия создают другие ответвления реальности… потому и приходится тщательно просеивать вероятности, выбирая путь наименьших потерь. Такая работа, думает Кроуфорд, вглядываясь в сумерки над заливом; издержки профессии – видеть тысячи неслучившихся мертвецов. Немного раздражает то, что в видениях сам пророк себя не видит никогда. Тоже специфика таланта; свою собственную судьбу нельзя предсказать, можно только вычислить на основе поведения других людей. Вот Шульдих, стоя на крыше, обращается к кому-то: пророк читает по его губам: «Знаешь, mein liebe…» - и дальше неразборчиво, видение снова меркнет, и если хочешь продолжения, надо опять до рези в глазах всматриваться в серую муть морской воды… Впрочем, можно вернуться домой и трахнуть телепата. ...Довольно сложно, однако, концентрироваться на видениях, когда под тобой стонет и подмахивает задом настолько умелый и желанный партнер; а в любом другом варианте тяжело объяснить, почему ты так пялишься ему в глаза. Кроуфорд никогда и никому не открывал секрет своего активатора. Почти никому… "Кудо" догадался и вытянул из расслабившегося пророка его секрет. «Скрытный сукин сын, - раздается эхом в ушах голос инкуба, - я-то думал, ты меня хочешь, а ты меня просто используешь. Нехорошоооо… Ну держись у меня!» И память подсовывает порнографичные картинки из прошлого, того прошлого, что случилось в последнюю ночь перед расставанием с блондином. ...Кроуфорд тогда решил, что может позволить себе всего один раз – и этот один раз запомнил на всю жизнь. Это не любовь, говорит себе оракул; не любовь, а всего лишь действие феромонов. Всего лишь похоть. Он пытается убедить себя в этом уже второй год. У него почти получается.
Проходит время.
Кроуфорд получает вызов от центра – нужно встретить в аэропорту старейшин Эстет, тех самых, которые, если верить видениям пророка, умрут в башне не позднее, чем через неделю. Будет сделано, говорит оракул. ...И вспоминает про мерзкую привычку Фладда читать мысли тех, с кем он общается. Пророк матерится про себя; а последний кусочек мозаики будущего встает на место. До сих пор Кроуфорд не понимал, почему Шварц взялись за неблагодарное дело убийства нанимателей так рано, и с какой стати решили восстать против старейшин именно в этот не слишком-то удобный момент. Теперь, когда он понимает, что история с "Кудо" вскроется, если не раньше, так позже – то становится понятно, что действительно проще сделать ноги и попытаться начать восхождение к вершине мира, чем всю жизнь прятать большой секрет. Потому что отдавать инкуба в руки Эстет, зная о предстоящей тому перспективе, из которой промывка мозгов – самое безобидное… Нет. Кроуфорд два года назад обещал, что парню больше никогда не придется ложиться под кого-то не по своей воле. Что плэйбой будет жить, и будет счастлив. Гормоны, пытается сейчас убедить себя пророк. Гормоны и феромоны, вот и все… Но он не может заставить себя нарушить данное слово. ...К тому же открывающиеся со смертью Старейшин перспективы действительно заманчивы - и куда более соответствуют планам оракула, чем долгая и преданная служба на благо старых пердунов.
…Поэтому оракул должен как-то защитить свои мысли от чтения. Не только секрет "Кудо", но еще и свои собственные планы, и те видения, над которыми он все это время работал, как проклятый. Разумеется, его ментальные щиты не выдержат прямого сканирования со стороны Старейшины. На такое способен разве что Шульдих, и то недолго. …Остается лишь перешибить все эти мысли, воспоминания и планы чем-то, что отвлечет внимание Старейшины. Чем-то ярким и всеобъемлющим, что заглушит все остальное, как свет маяка перерывает огонек свечи. Нужно что-то феерическое, способное надолго вышибить из головы все без исключения мысли о чем бы то ни было. В своей жизни Кроуфорд испытал такое только один раз.
Шульдих чувствует себя чем-то вроде жены. Нелюбимой жены. Он шестым чувством знает, куда идет Кроуфорд – знает так же верно, как если бы прочитал мысли пророка, как если бы видел это в будущем…
- Не ходи, – говорит телепат. – Оно того не стоит. Честное слово, Брэд… - и сам чувствует, насколько неправильно Кроуфорд может его понять; или, наоборот, правильно, потому что Шульдих действительно ревнует. Поэтому он замолкает, и начинает заново:
- Брэд, поверь мне, ты… ну… разочаруешься. Пожалуйста, не уходи.
Кроуфорд надевает плащ, потом оборачивается к любовнику.
- В чем, по-твоему, я разочаруюсь?
- В ком, Брэд. …Пожалуйста…
Кроуфорд уходит, аккуратно прикрывая дверь за собой - он не считает нужным продолжать дискуссию. У пророка есть свои причины поступать так, как он считает нужным.
Шульдих со злостью швыряет в стену первым, что попадается под руку – этим оказывается диванная подушка, невесть каким образом попавшая в прихожую. Наги, услышав шум, выскакивает из своей комнаты, оценивает ситуацию и, вздохнув, молча уходит обратно. Эти двое, Кроуфорд и Шульдих, кажутся ему иногда сумасшедшими не хуже Фарфарелло; но по крайней мере, они не крушат дом – Наги видел, как Кроуфорд лично клал несчастную подушку под вешалку. В том, чтобы быть пророком, думает телекинетик, есть свои преимущества.
…А влюбленные в тебя телепаты – это издержки профессии, как давно уже решил для себя японец.
Кроуфорд возвращается под утро. Его прическа чуть растрепана, а в глазах - отсутствующее выражение. Шульдих сидит на кухне, катая в пальцах последнюю сигарету – остальные валяются на столе кучками табака и обрывков бумаги, создавая причудливые узоры.
Телепат молчит – не потому, что он устроил шефу бойкот или что-то в том же духе, нет. Просто он сейчас сам не доверяет своему голосу. Слишком многое передумалось за эту ночь, слишком многое говорилось и думалось в пустоту; а с Кроуфордом вместе еще жить и работать. Поэтому Шульдих молчит. Он ждет того, что скажет Кроуфорд.
Кроуфорд тоже молчит. Примерно по тем же причинам. Слишком многое может быть сказано, если начать – и слишком мало о чем потом не придется пожалеть. Пророк видит, какой сейчас может произойти скандал. Он видит, какая может возникнуть обида и вражда – и не хочет этого. Слишком многое поставлено на карту. Поэтому вместо обвинений он подходит и немного неловко обнимает Шульдиха, почти ожидая, что сейчас телепат вырвется и уйдет к себе – и пророческий дар тут ни при чем.
Шульдих некоторое время стоит безучастно, а затем тоже обнимает Кроуфорда за талию, и как-то беспомощно шепчет: «Я же предупреждал…»
Американец не отвечает ничего, просто продолжает обнимать своего любовника. Он хотел бы сейчас ненавидеть – но не может. Такое впечатление, будто в душу укололи новокаином, и теперь внутри что-то почти мертвое и нечувствительное ни к чему.
Кроуфорд краем сознания размышляет о том, что такая апатия даже к лучшему – если нет эмоций и нет мыслей, а внутри только пустота, то даже самый умелый телепат не сможет ничего узнать. А, собственно, только это и надо было от сегодняшнего визита, если уж рассуждать трезво.
Уже когда они оба лежат в постели, и почти заснули, Шульдих шепчет едва различимо:
-Знаешь, по-моему, я тебя ненавижу.
Кроуфорд обнимает его чуть сильнее. Он знает, как следует понимать эти слова - и не хочет, чтобы Шульдих прочитал ответ даже в мыслях. Потому что сейчас этот ответ был бы: «мне все равно». И потому, что это, конечно, истина - но только здесь и сейчас.
Спустя два дня Старейшины мертвы, а башня Эстет рушится. В полном соответствии с видениями Кроуфорда. Приходится плыть, причем Наги поддерживает тело Джея, а сам Кроуфорд старается беречь поврежденную руку – не выстрел, нет; Мэнкс не попала даже туда, куда целилась, и Кроуфорду пришлось изображать черт знает что, чтобы Абиссинец подошел ближе. Пророк вывихнул кисть, пока Шварц вместе с Вайсс разбирали завал из камней наперегонки со все прибывающей водой. Последние метры по подземному туннелю наружу пришлось уже плыть, задевая головой потолок. Кроуфорд задается вопросом, не стоит ли теперь называть этот туннель подводным, потом решает, что в любом случае это уже не актуально, поскольку возвращаться туда он не собирается ни при каких обстоятельствах. Рядом выкашливает воду телепат, и пускает кровяные пузыри псих – рана от когтей выглядит страшно, но при должном медицинском уходе ирландец без проблем выживет. Разве что будет чуточку сипеть при разговоре. Чуть подальше на берегу отплевываются котята – водоплавающие, как с некоторым удивлением высказался Наги. Сам он плавать никогда не умел, и держался на воде исключительно силой собственного таланта. Продолжать драку не хочется никому.
Кроуфорд встает, подходит к Кудо и заглядывает ему в глаза – в последний раз. Отчего-то пророк знает, что больше вот так, глаза в глаза, увидеться не выйдет. Это немного больно: все равно что стоять над могилой кого-то близкого. Балинез настороженно смотрит, а затем дотрагивается до лица своего недавнего любовника, как слепой. И прикосновение это не вызывает в Кроуфорде ровным счетом ни-че-го. Просто человек. Чужой. Практически незнакомый. Оракул видит будущее с пронзительной ясностью, почти до боли: Фарблос, Рейн, Малефичи, уход Джея, снова Япония, Наги уходит работать на нового Такатори (того, что сидит сейчас чуть дальше на берегу и снимает с одежды водоросли), академия Коа, проект создания сверхчеловека на основе генома Наги, смерть тройки клонов из Розенкройц – и темнота.
Шульдих подходит и демонстративно обнимает Кроуфорда за талию. Смешной. Кудо смотрит непонимающе, а затем отворачивается. Его будущее Кроуфорд тоже знает. Работа на Вайсс, встреча с предшественниками Вайсс в Киото, всякое разное, тоже академия Коа, сражение с очередными силами Тьмы и удар по голове камнем, очередная амнезия – впрочем, их впереди у Кудо будет полно, если Кроуфорд ничего не путает.
…Мокрые люди в когда-то белых одеждах уходят в одну сторону, мокрые люди в черном - в противоположную. Все еще боятся и не доверяют друг другу. Правильно, в общем, делают, думает пророк: ему только немного жалко Наги, и того, чем выйдет для мальца это недоверие. ...Мир лежит перед Шварц во всей первозданной красоте и нетронутости; начинается рассвет, и тишина вокруг только подчеркивает важность момента.
Проходит время. Почти два года.
Кроуфорд обнаруживает себя сидящим у стены в луже собственной крови, а рядом валяется тело самонадеянного зеленоволосого клона. Где-то я уже видел что-то похожее, думает пророк. Когда-то давно. Нужно вставать и очень быстро драпать отсюда, пока система самоуничтожения и бомбы, заложенные котячьими коллегами, не сделали свое дело – и Кроуфорд действительно поднимается и идет; но только в противоположную сторону от выхода. Туда, где среди обломков бетонных балок валяется хоть и без сознания, но все еще живой Кудо. После сражения с Бергером Кроуфорд видит все как в тумане, списывая это на пыль и дым; он удивляется, почему не чувствует запаха горелого. Потом запах появляется – вместе с Шульдихом. Тот нагоняет напарника, и вертит пальцем у виска – но объяснять происходящее нет ни времени, ни сил. Вдвоем Шварц все же успевают благополучно вытащить из рушащегося здания тело Балинеза, и только тогда Кроуфорд мешком оседает на землю и теряет сознание.
Шульдих еще раз крутит пальцем у виска, и начинает перетаскивать "павших героев" в машину. Чертов пророк мог бы поставить тачку и поближе, думает он – телепаты не вьючные животные, чтобы таскать на себе тушки весьма тяжелых любовников; бывших и нынешних…
«Это ни разу не эротично», - ворчит немец, пристегивая тело Йоджи, - «Вот только попробуй мне тут сдохнуть после того, как из-за тебя чуть Брэд не скопытился. Только попробуй». Кудо честно пытается скончаться, но реаниматологи в ближайшем госпитале ему эту попытку не засчитывают… И Шульдих такому повороту событий, в общем-то, рад. Теперь, по большому счету, он не имеет претензий к инкубу.
Кроуфорд приходит в себя в соседней палате того же госпиталя. Вряд ли сейчас густая дымка перед его глазами имеет какое-то постороннее происхождение. ...Шульдих сидит рядом – поначалу из-за белой шапочки и халата с респиратором пророк даже не узнает его. Телепат, похоже, плачет; но это сложно сказать наверняка. Кроуфорд ворчит, что хоронить кого-то раньше времени глупо, и что он бы наверняка сообщил о времени своих похорон всем заинтересованным лицам. Оракул нашаривает рукой пальцы телепата и сжимает их – как ему кажется, изо всех сил; на самом деле совсем слабо.
Через пару месяцев пациент с амнезией выписывается из больницы, и сразу же берет в жены медсестру Аску Ре. На церемонии венчания одна из поздравительных карточек – неподписанная, кстати – несет пожелание жить счастливой жизнью в будущем, и не оглядываться на прошлое.
Еще через неделю из того же госпиталя выписывается другой пациент, абсолютно седой гайджин со странным, пронзительным взглядом. Врачи больше ничего не могут сделать для него.
И опять проходит время.
…Здесь, на побережье Тихого океана, редко бывают другие звуки, кроме шороха песка, криков чаек и шипенья набегающей воды. Но прямо сейчас Кроуфорд слышит приближающийся автомобиль. В последнее время у пророка (впрочем, уже бывшего пророка, наверное) очень обострился слух. Врачи говорят, компенсаторная реакция. Они вообще говорят много разных слов – но ничего не могут сделать с надвигающейся слепотой. Кроуфорд не винит их. Он знает, что все в жизни имеет свою цену, и знает, ценой чего стало его зрение. Видел в одной из веток развития событий, что если бы поехал в больницу сразу же, то зрительные нервы удалось бы спасти. Может быть. ...А вот Кудо тогда не спасло бы уже ничего.
Зрение и талант провидца в обмен на жизнь когда-то любимого человека… Кроуфорд полагает цену высокой, но не чрезмерной. В конце концов, он не жалеет о сделанном; что случилось, того уже не вернешь. Грустно это, но ничего не поделаешь. Выбор сделан; причем выбор не только между жизнью Кудо и зрением.
Американец вспоминает полковника Амриша с его голубем и вздыхает. ...Представляет немца с крылышками у себя на плече, и почти слышит его беззвучное хихиканье. Кроуфорд перехватывает покрепче трость – теперь, когда он уже не может видеть будущее, так непривычно и странно не знать, друг к тебе приближается или враг…
…Машина останавливается рядом со скамейкой – алый Ниссан. Это цветовое пятно Кроуфорд пока что в состоянии различить; а марку машины он и так знает. Алый цвет, и белый с рыжим на его фоне. Звук шагов - песок шуршит под подошвами.
- Meine liebe, ты тут не замерз? Давай поедем домой, а?
Ник автора: Donovan
Бета: упс… судя по всему, я угрюмый мизантроп - никто не хочет ко мне в беты.
Категория: Яой
Жанр: Romance, Drama/Tragedy
Рейтинг: R – см. предупреждения; графики нема.
Пары или/и основные: Кроуфорд/Шульдих/Йоджи
Предупреждения: бранная лексика, вольное обращение с каноном (можно считать, отчасти AU), местами ангст
Краткая аннотация: за все надо платить.
Размещение на БКпР: да
По заявке Neitent, которая хотела:
слеш, с наличием хотя бы минимального действия (есть), а не туманных размышлений о судьбах мира и заламывания рук (нету). Хэппи энд - хорошо бы, но не обязательно (эээ... 50/50), то же касается и death fic. Рейтинг - выше PG-13 (с натяжкой, но есть). Пейринги - в общеем-то пойдет любой (Брэд/Шульдих), но Брэд\Айя (нету) , Брэд\Йоджи (есть) предпочтительны.
Простите поганца, не успел вовремя – но я просто хотел как лучше...
вотЭто неверно, что прорицатели в стеклянных шарах или внутренностях птиц видят будущее. Вовсе нет, думает Кроуфорд. Также неверно предполагать, что древнегреческая Пифия выдавала свои пророчества, надышавшись ядовитыми испарениями. Все куда проще. Считается, что пророки - это редкость. Оракул Шварц машинально вырисовывает тростью на песке символ бесконечности - именно это изображение активировало способности его учителя. …В том-то и сложность, что талант прорицателя не паранормален. Кроуфорд подозревает, что возможно, любой человек на земле - латентный пророк. Просто у большинства слишком сложные активаторы. Розенкройц с легкостью находит начинающих телепатов и телекинетиков, без проблем вылавливает ясновидящих и прочих ведьм... А вот пророки никакого следа не оставляют, и отследить их весьма тяжело. А уж если пророк знает, что именно вызывает у него видения... Кроуфорд знал. Как знал и то, что случится, выбери он тот или иной путь развития событий. Розенкройц был нужен данному пророку, как впоследствии стали нужны Эстет. Тогда, в далекой юности, Кроуфорд был весьма амбициозен, и видел себя если и не королем мира, то уж во всяком случае тем, кто за таких королей принимает решения... И это привело его сюда, на пустынный пляж, где слышен шум прибоя и шорох песка.
Седой мужчина сидит на скамейке, вычерчивая тростью горизонтальную восьмерку. Восемь, думает он. Четыре с одной и четыре с другой стороны. Равновесие. В голове ритмом начинает отстукиваться старая-старая и ныне уже бесполезная считалочка про негритят - раньше она помогала отвлекать внимание телепата. Восемь негритят пошли купаться в море... Или их было десять? Восемь умерло, двое осталось... Неважно.
Кроуфорд медленно, как сквозь толщу воды вспоминает эти смерти - каждую из них он видел, и не раз.
Фарфарелло ушел тихо и незаметно, и вместо него теперь живет счастливый семьянин Джей. Для Кроуфорда этот человек больше не представляет интереса - приходящие на рождество и день рождения открытки с поздравлениями воспринимаются как нечто ошибочное.
Когтистый Сибиряк разбился в аварии. Бутылка пива, дождь, гроза, мокрый асфальт, грузовик навстречу... Тридцать три года. Пророк, изредка встречая пока что живого и бодрого Хидаку на улице, всегда вспоминает слова коронера: "Придурочного байкера почти на двадцать метров размазало. Зато быстро…" и думает, что для парня с реакцией убийцы, гонявшего на мотоцикле всю сознательную жизнь, так по-дурацки потерять управление... Шутите? Пророк может это предотвратить, но не видит смысла.
Смерть Наги будет тихой, без криков и воплей, без каких бы то ни было спецэффектов... Сердечный приступ, спровоцированный некоей добавкой в выпитом накануне бокале вина. Господин Такатори в очередной раз продемонстрирует фамильную дальновидность, решив, что если Наоэ предал своего предыдущего нанимателя, то ничто не помешает наемнику повторить этот номер еще раз. Правильно, в общем-то, решит. Кроуфорд вызывает в памяти белобрысого мальчишку с голыми коленками, и понимает, что этот умер уже давно - раньше них всех.
...Иероглиф "Катана" означает всего-навсего нож. Пророк не сентиментален, и даже не с первого раза узнал то место, куда приползет умирать японец с женским именем. Почтовый ящик, кирпичные стены, выщербленный тротуар... Старый Нью-Йорк, тот район, где в свое время Б. Кроуфорд (тогда еще просто Брэдли) ходил в школу. Мир не просто тесен, всякий раз думал оракул, видя еще не случившийся нож в боку бывшего лидера бывших Вайсс. Мир чертовски тесен, если общаешься в узком кругу профессионалов.
Шульдих посмеялся бы: мол, Оракул видит будущее, но без очков - не далее собственного носа. Разуй глаза, сказал бы телепат; ты слишком занят своими видениями, чтобы видеть настоящих людей. Трость на мгновенье замирает, а затем вновь скользит по контуру бесконечности. Шульдих умирал не раз и не два, в видениях и в воображении своего лидера. Возможно, когда-нибудь он действительно умрет - даже наверняка. Точно Кроуфорд не знает. Когда слишком хочешь или боишься чего-то, очень сложно не принять за видение плоды собственного воображения. Практически невозможно.
Сам оракул... шум прибоя напоминает ему снова и снова, что даже лучший пророк этого мира не может предусмотреть все. Смерть Эстет предназначена была стать ступенькой, трамплином к блистательному будущему. Ленточкой на празднично упакованном мире. Сам Кроуфорд в минуты слабости думает, что тогда все еще можно было переиграть, пустить по другому пути, изменить... Лететь - вверх.
...Морской воздух влажен, а волны нашептывают имена. Когда-то, целую вечность назад, оракул поклялся себе (тогда он еще верил, что бывают нерушимые клятвы) – что дорогой для него человек будет жить, и будет счастлив. Пророк до сих пор гадает, удалось ли выполнить эту клятву... хотя бы в какой-то ее части. Ито Ре счастлив ли теперь? И волнует ли это Кроуфорда? Море уже не дает ответов. Оно только напевает тихонько - шшшш... Йоджи… Шульдих…
Седой гайджин прикрывает глаза и снова оживляет в памяти картины - не будущего, прошлого.
За стенкой двое опять ругались. Как всегда. Обвинения прошивали эту самую злосчастную стенку насквозь, и Кроуфорду казалось, что по углам его кабинета уже скопились сугробчики из разнообразных «Потаскун!», «Зануда!» «Рыжая стервоза!» и прочих эпитетов, а на столе нахально возлежали грудой обвинения и контробвинения…
Это была далеко не первая такая ссора между телепатом и новеньким, и если по-хорошему, то оракулу самому следовало устроить выволочку инкубу за такие проделки. Трахать мужа охраняемого объекта – это непрофессионально. Еще более непрофессионально, чем доверять дисциплину в группе двадцатилетнему раздолбаю-Шульдиху. Но с этим Кроуфорд поделать ничего не мог – ни с тем, ни с другим.
…Скандал за стеной набирал обороты, как и мигрень у пророка. И Шульдих, если по-хорошему, был прав – инкуб забивал на все правила работы в команде. Японец-полукровка капитально не вписывался в коллектив. С таким талантом, как у него, вообще было сложно найти себе команду; а Кроуфорду на тот момент выбирать не приходилось, и пришлось взять в группу этого инкуба. Парня, за которым из прошлого в будущее тянулся шлейф неприятностей размером с Млечный Путь.
Хуже всего, что защищаться от способностей нового своего подчиненного у Кроуфорда не получалось. Ментальные щиты против феромонов – очень плохая защита. И все-таки, все-таки… Было всего два довода за, чтобы оставить новенького в команде; но каждый – весомее не придумаешь. Во-первых, блондин играл важную роль в планах Кроуфорда. Какую – понять пока не удавалось, но пророк ясно видел в будущем инкуба рядом с собой, а такими видениями пренебрегать не следовало. Кроме того, была еще одна важная деталь. Для Кроуфорда активатором его видений был сине-зеленый цвет морской воды. Глаза инкуба были как раз нужного оттенка.
…А еще у Кроуфорда было одно железное правило – не спать с подчиненными. Шульдих это правило понял и примирился с ним; новенький воспринял ситуацию как вызов своему мастерству.
Собственно, потому-то Кроуфорд и не мог наладить дисциплину в команде, как следовало бы; этим приходилось заниматься Шульдиху. Что, собственно, и происходило в данную минуту - с переменным успехом. Разумеется, инкуб был неправ по всем статьям, но признавать такое означало уступить позиции в коллективе; и спор мог тянуться до тех пор, пока у одного из участников не лопалось терпение. Сегодня таким нетерпеливым оказался телепат – после краткого затишья он возник в дверях кабинета, и проинформировал начальство, что с него, Шульдиха, хватит. Что его, Шульдиха, происходящее, новый член команды и бездействие начальства до крайности раздражает и достало безмерно, и что он, Шульдих, как ни странно, в происходящем не виноват, а кто виноват, оному начальству известно.
Начальству действительно было известно.
Именно тогда, глядя в глаза телепату (все тот же проклятый цвет будущего – да, отчасти именно по этому принципу и набиралась команда Шварц), Кроуфорд пообещал, что рано или поздно инкуба не будет среди Шварц. ...Пророк тогда считал, что лжет. Ошибся; такое случается даже с пророками - их слова более истинны, чем думают сами предсказатели.
Проходит время.
- О-лидер, да ты просто гениален. – Шульдих почти не ехидно ухмыльнулся и вытащил из пачки еще одну сигариллу. Не курить; вертеть в пальцах. Была такая привычка у телепата. Вполне, между прочим, известная всем членам группы – когда Шульдих нервничал, то мял и потрошил сигареты. Труп старой привычки курить, хохотнул он один раз в ответ на вопросы коллег. А вот другую свою привычку, обсуждать с Кроуфордом возможные проблемы миссий и тому подобные деликатные вопросы планирования, телепат старался никому не демонстрировать. Слишком это могло боком выйти в тоталитарных условиях Эстет. Вот и сейчас: телепат мучил тонкие, дамские сигариллки уже полчаса, но рот открыл только тогда, когда все младшие ушли.
- Я знаю, что тебе не нравится запланированное.
- Да уж курить этот план я бы не стал, можешь поверить. Я понимаю, будущее-шмудущее и все такое, но ты хоть представляешь, что нам грозит, если все сработает хоть чуть-чуть не так? Если этот придурок начнет выделываться, как обычно? Или если там окажется хоть на одного охранника больше?
Кроуфорд непривычно раздражен. Обычно пророк редко опускается до проявления эмоций – сейчас Шульдих думает, что эти самые эмоции очевидны, как на ладони. Лидер группы Шварц крутит в руках пустую чашку.
- Ты мне веришь?
Шульдих раздраженно вскакивает и начинает мерить комнату шагами.
- ...Да. Да, черт тебя побери, - наконец выдавливает он. – Но… Брэд, это плохая идея. Его же пристрелят, как... В общем, пристрелят, и все.
- Я никогда не подставляю своих.
- Хочешь начать сейчас?
- Ничего с ним не случится… А вот ты слишком нервничаешь на его счет.
- Я?.. Брэд, это ТЫ у нас втрескался, как мальчишка… хотя я уже даже сомневаться начал. ...Если этого красавчика грохнут, начальство нас с тобой подвесит за яйца. И в кои-то веки они будут правы.
- Ничего... За свои яйца не беспокойся. Ты же знаешь, я не ошибаюсь.
- Знаю. …Погоди. Ты же не хочешь сказать, что… ой нет, о-лидер. Ты же не станешь из-за одной красивой задницы… Брэд, ты же не станешь???
- Телепат. Не задавай вопросов, на которые я не буду отвечать.
- Ты гребаный извращенец, Брэдли Кроуфорд. Имей ввиду, я не хочу ничего об этом знать, и иметь с этим дела тоже не хочу! …И с тобой тоже. – Но последнюю фразу телепат произносит совсем тихо, и скрестив за спиной пальцы.
Проходит совсем немного времени.
Здание концерна Райотт. Официально группа «Шварц» охраняет одного весьма важного для Старейшин человечка, который здесь и сейчас ведет с Райотт переговоры. Неофициально… Неофициально группа Шварц проводит маленький очень персональный акт промышленного шпионажа специально для руководителей этого концерна. Всего-то дел – украсть опытный образец некоего психотропного препарата. А если совсем-совсем неофициально, и где-то даже очень частным порядком…
Тот, кто будет потом носить имя Йоджи, сейчас словил животом пулю, и задается вопросом, стоит ли свобода от Эстет того, что он сейчас испытывает. Разумеется, пророк упоминал о таком, и еще сказал, что никаких осложнений рана не вызовет. И что если Эстет сочтут одного конкретного инкуба мертвым, то не грех за это и заплатить энным количеством крови – об этом Кроуфорд тоже говорил… Вот только лежа с Кроуфордом в одной постели, размышлять на эту тему куда приятнее, чем лежа с дыркой в пузе на бетонном полу. Во втором варианте сразу начинают в голову лезть непристойные мысли типа «а что если меня просто-напросто слили», или «говорили же, из Эстет сбегают только вперед ногами»… Тяжело оставаться спокойным и собранным, сочась кровью на бетон. И как-то слабо успокаивают торчащие из-за угла ботинки обидчика. И к тому же мучает некое плохое предчувствие; ужасно неуютно, в общем. Некоторое время назад тут была беготня, визжала какая-то девица; впрочем, здесь это в порядке вещей. Но забавно, с учетом того, что Кроуфорд ни о чем таком не предупреждал. Только говорил, что Эстет больше инкуба не найдут, и что если тот затаится, и не будет светить направо и налево своим талантом, то ему больше никогда не придется увидеть alma mater в Швейцарии. При воспоминании об академии Розенкройц блондина слегка передергивает.
…Еще вспоминается выражение лица телепата поутру, когда тот понял, что правила правилами, а кое-кто всегда получает то, чего хочет. Почти смешно – столько времени топтаться вокруг «о-лидера», чтобы его с такой легкостью увел еще кто-то…
Ничего смешного, возражает в голове внутренний голос… Да нет, это же просто Шульдих. Ничего смешного, говорит он. Значит, всегда добиваешься своего, говорит он. Ну-ну. И считаешь, что тебе это сойдет с рук? Не посмеешь пойти против приказов, мысленно хамит блондин. Да, телепат, начальство – наше все? Ну давай, попробуй, оспорь приказ… Завидно?
Завидно. Мысли Шульдиха вплетаются между мыслями Йоджи, как пальцы в рукопожатии – как будто стоишь перед витриной с любимой девушкой, держась с ней за руки, и она свободной рукой указывает на модную кепочку… Действительно завидно, звучат чужие мысли. Настолько завидно, что я, пожалуй, сделаю тебе подарок. Мысленный голос доносится как будто бы издалека. …Здесь как раз умирает один такой частный детектив, так что его память ему больше не пригодится, а тебе как раз подойдет. Только извини, милый (память о рыжих волосах на подушке – Шульдих тоже был среди трофеев инкуба… или нет, то были темные и короткие волосы, и девушку звали Аска…), я хочу быть уверен, что ты не вернешься в Шварц… так что твои воспоминания я стираю. Тебе они тоже больше не понадобятся. Правда, хороший подарок? Думаешь, один раз с Кроуфордом того стоил? Не трудись отвечать, ты уже забыл, кто это, и о чем речь… И – тихонько-тихонько, гаснущим шепотом, как будто не предназначенным, чтобы его слышали – я и так знаю, что оно того стоило…
Чуть позже Шульдих, взмокший, как мышь от своих манипуляций с чужим мозгом, опять мучает сигарету, подпирая холодную стенку коридора - и обзывает себя халтурщиком. Естественно, в сделанном он никогда пророку не признается. Он вообще никогда и никому не признается в том, что полная подмена памяти возможна. Да старейшины сожрут его с костями, кости выплюнут, изучат и наделают маленьких ручных телепатиков, если пронюхают о такой возможности управлять человеческим мозгом. Нет, Шульдих не дурак. Просто ревнивец и халтурщик, ухмыляется рыжий противоположной стене. До конца вычистить мозг от начальных воспоминаний невозможно, иначе объект превратится в слюнявого идиота; а вот подсунуть воспоминания убежденного гетеросексуала - и оставить влечение к конкретному темноволосому очкастому типу… Которого мистер-забыл-что-он-инкуб даже не увидит больше никогда… И имя… И внешность – первое время этому псевдодетективу придется красить волосы в черный цвет, дабы соответствовать собственным воспоминаниям. И в дальнейшем этот мозг будет куда как более уязвим для телепатии и просто всяких неврозов с психозами… Но в любом случае игра стоила свеч.
Шульдих прикусывает губу и ссыпает на пол останки сигареты. Голова болит невыносимо, но телепат счастлив, и готов счесть эту головную боль достаточной платой за итог операции. Можно сказать, побочный эффект.
Шульдих искренне надеется, что больше никогда не увидит инкуба. Ни во снах, ни наяву. Он тоже ошибается.
Время по-прежнему идет.
Оми знает это выражение - издержки профессии. С учетом этих издержек и этой профессии (и нет, имелась ввиду не профессия цветочника) он давно разучился удивляться чему бы то ни было. Именно эти слова, "издержки профессии", он повторял себе, глядя на отъезжавшую от госпиталя машину Абиссинца. Именно этими словами он пробовал успокоить Кена после инцидента с Казе. Именно это в конце концов сказала самому Оми Мэнкс, объясняя ситуацию с Мамору Такатори. ...Такая работа, и ее кто-то должен делать, и этот кто-то рано или поздно получает все причитающиеся профессиональные заболевания. Паранойя, педантичность и циничный взгляд на мир, помимо всего прочего.
В тот месяц Вайсс пахали как проклятые, днем в цветочном, ночью на миссиях, спали урывками, и на школу у Оми времени не оставалось вовсе. Поэтому принесенный с контрольной трояк для него сюрпризом не стал, в отличие от всех остальных. Они привыкли уже, что Бомбеец относится к школе с тем же тщанием и пиететом, что и к миссиям; Йоджи даже высказался в том стиле, что вот он-де в свое время был круглым отличником... Это-то и послужило спусковым крючком.
Оми, когда хотел, действительно бывал въедливым и дотошным до крайности; вот и теперь он решил проверить, а не прихвастнул ли его друг. Делов было всего ничего - забраться в досье Кудо; проверить, где именно он учился в свое время; проверить эту школу на предмет собственной сети и ее архивов, вытащить из этих архивов аттестат "круглого отличника" и проверить, насколько заявление Кудо соответствует истине. С навыками Бомбейца - работы на десять минут.
...Через час Оми встал из-за компьютера с гудящей от фактов головой.
В муниципальной школе города Кавасаки действительно учился некий Кудо Йоджи. И был отличником. А еще он был грузным черноволосым коротышкой, не имевшим ничего общего с роскошным Балинезом. Даже группы крови не совпадали.
Цукиено мучился этой загадкой больше недели, и уже почти созрел, чтобы подойти к товарищу и спросить, как же так. А потом случилась миссия, на которой Вайсс в очередной раз встретились со Шварц, и Бомбеец напрочь забыл о своей проблеме. Как будто и не было ничего.
...Рыжий телепат потом, спустя пару часов, стоит на задворках некоего клуба рядом с неким блондином, и завистливо следит за клубами сигаретного дыма. Сигареты для Шульдиха уже давно были под запретом - Кроуфорд запретил. Вот и оставалось баловаться с зажигалкой, да шутить про пассивное-и-не-только-курение. Голова болела. Все же коррекция памяти - дело не настолько простое, как кажется со стороны. ...Фактически, чистить кому-то мозги - это все равно, что под анестезией отрезать человеку палец и приставить протез, чистенький, гладенький, не потеющий и не имеющий склонности болеть. Мысли, они тоже как мясо. С тем же мягким хлюпаньем шмякаются о стенки черепа... Кудо морщится; Шульдих не считает свою головную боль таким уж сокровищем, и щедро ею делится с окружающими. С данным окружающим – с особой щедростью.
…Раз нарушенное, правило Кроуфорда «не спать с подчиненными» утратило силу. По крайней мере, у оракула не было больше серьезных отговорок и оснований отказать телепату в приставаниях, и в один прекрасный вечер Шульдих добился-таки успеха в своем безнадежном, как ему казалось иногда, предприятии. Крепость пала; а кое-что, наоборот, воздвиглось.
…Не то, чтобы это принесло им обоим много счастья, но, во всяком случае, градус напряженности в команде снизился. Пророк никогда не давал себе труда изобразить влюбленность; телепат очень старался скопировать его манеру поведения. Оба старались делать вид, будто их в постели всего двое; упоминать Кудо было очень плохим тоном в этих отношениях.
Шульдих очень надеялся, что со временем привычка перерастет хотя бы в привязанность. Вот тут он как раз не ошибался – в конце концов, знать такие вещи было его специальностью, помимо всего прочего. И в общем-то к тому моменту, когда "Кудо" вновь всплыл в Токио, телепат уже ассоциировал Кроуфорда со словом «мой» не только в сочетании «мой шеф». Но…
В рассчитанной на двоих постели очень неудобно заниматься сексом втроем – когда оба участника процесса сравнивают партнера с третьим. Раньше на это можно было смело закрыть глаза. «Кудо больше не вернется», - говорил себе Шульдих, и пытался убедить себя, что все хорошо. В конце концов, не думать о белом медведе телепату несколько легче, чем всем остальным… Если не считать чужих мыслей о том же самом белом медведе.
А потом трахучий «белый медведь» снова появился. Да еще в команде добровольцев-дружинников, как их обозвал Фарфарелло... И Шульдих изрядно обеспокоился. Он-то верил, что вопрос с инкубом решен раз и навсегда, и что лишенный памяти о своих способностях паранорм будет вести жизнь детектива-неудачника, не встревая в разборки больших мальчиков… Оказалось, чертов блондин смог стать проблемой даже после замены памяти. Шульдих побесился, попсиховал, но в итоге решил пока не дергаться - попросту ограничился наблюдением за бывшим коллегой. Иногда даже очень близким наблюдением: как сейчас, когда блондин курит, выйдя из ночного клуба, а Шульдих за углом смакует дым от его сигареты и делится головной болью. В конце концов, как уж там Кудо выкрутился при приеме на работу, это личное дело Кудо – но вот разборки с коллегами могут изрядно подпортить плейбою здоровье… А чертов трахатель зачем-то нужен Кроуфорду живым и невредимым.
Само собой, Шульдих считает несправедливым приказ начальства по возможности охранять плейбоя от неприятностей; несправедливым и жестоким. Само собой, после повторения этого приказа капризничать уже не приходится. Телепат слишком уважает себя как профессионала, чтобы устраивать истерики по поводу не нравящегося ему лично задания; да и Кроуфорд никак не походит на одуревшего от похоти ублюдка. Скорее на ублюдка, запланировавшего нечто весьма важное, и вряд ли связанное с чувствами.
…Доверяет Шульдих своему лидеру. Не как другу, не как любовнику – как начальству и коллеге.
Тоже, в общем-то, правильно делает.
Кроуфорд тоже кое-чего не понимает. Нет, почему "Кудо" не хочет с ним поговорить и объяснить свое поведение, пророк понимает отлично. Так бывает – когда сперва кто-то тебя хочет, а потом нет. Но вот чего ради инкуб ввязался в спецгруппу, явно конфликтующую с Эстет - это выше понимания Кроуфорда. Впрочем, теперь стало по крайней мере понятно, где и как в будущем блондин проявится в видениях – чем ближе будущее становилось, тем яснее просматривались его детали. Правда, создавалось впечатление, будто это были сразу две картинки, наложившиеся друг на друга. В обоих рушились какие-то здания, падали камни и валялись мертвые тела - и в обоих видениях Шварц побеждали - с помощью Вайсс. Детали отличались, причем зачастую сильно: это были даже не два варианта одного и того же события, а два разных видения, сложившихся в одну картину. Шульдих, одетый в белый форменный костюм оперативника Эстет – и Шульдих с куда более короткими волосами, нацепивший картуз и желтую рубаху; но зато без банданки. Наги, маленький тихий подросток в униформе – и почти взрослый юноша… Вайсс тоже двоились; как и противники. В одном варианте Шварц с легкостью убивали хорошо знакомых Кроуфорду старейшин Эстет – Руфь, Майка и Роберта; в другом трое абсолютно непонятных паранормов в зеленом (причем отнюдь не слабее старейшин) перед смертью разделывали Шварц практически под орех.
Все чаще и чаще Кроуфорд проводит все свободное время на берегу Токийского залива, пытаясь увидеть нужный ему оттенок воды. Проблема заключается в том, что активатор видений всякий раз приходится искать заново – и только море никогда не бывает одинаковым. Как и глаза Шульдиха; как и глаза одного инкуба. Но Шульдих зачастую вынужден охранять Такатори вместо самого Кроуфорда, а плэйбой… плэйбой делает вид, будто с Кроуфордом не знаком; и возможно, думает пророк, оно и к лучшему.
Планы приходится строить, исходя из промежуточных видений. Умирающий на вертолетной площадке Такатори. Старейшины, прибывающие в заботливо подготовленную для ритуала башню. Коматозная девочка на каталке – и ее двойник, живая и здоровая. Падение сквозь рушащуюся башню, плиты создают подобие шатра, и только с помощью объединенных сил обоих команд из ловушки можно выбраться до того, как вода затопит все вокруг. Кроуфорд снова и снова выдирает из видений куски будущего, создавая картину, которую желает видеть. Он отметает те варианты, в которых придется умереть ему самому или кому-то из его команды – такое будущее Кроуфорда не устраивает. Талант пророка – не только знать предстоящее, но еще и уметь сделать так, чтобы нежеланное будущее не случилось; но всякий раз такие действия создают другие ответвления реальности… потому и приходится тщательно просеивать вероятности, выбирая путь наименьших потерь. Такая работа, думает Кроуфорд, вглядываясь в сумерки над заливом; издержки профессии – видеть тысячи неслучившихся мертвецов. Немного раздражает то, что в видениях сам пророк себя не видит никогда. Тоже специфика таланта; свою собственную судьбу нельзя предсказать, можно только вычислить на основе поведения других людей. Вот Шульдих, стоя на крыше, обращается к кому-то: пророк читает по его губам: «Знаешь, mein liebe…» - и дальше неразборчиво, видение снова меркнет, и если хочешь продолжения, надо опять до рези в глазах всматриваться в серую муть морской воды… Впрочем, можно вернуться домой и трахнуть телепата. ...Довольно сложно, однако, концентрироваться на видениях, когда под тобой стонет и подмахивает задом настолько умелый и желанный партнер; а в любом другом варианте тяжело объяснить, почему ты так пялишься ему в глаза. Кроуфорд никогда и никому не открывал секрет своего активатора. Почти никому… "Кудо" догадался и вытянул из расслабившегося пророка его секрет. «Скрытный сукин сын, - раздается эхом в ушах голос инкуба, - я-то думал, ты меня хочешь, а ты меня просто используешь. Нехорошоооо… Ну держись у меня!» И память подсовывает порнографичные картинки из прошлого, того прошлого, что случилось в последнюю ночь перед расставанием с блондином. ...Кроуфорд тогда решил, что может позволить себе всего один раз – и этот один раз запомнил на всю жизнь. Это не любовь, говорит себе оракул; не любовь, а всего лишь действие феромонов. Всего лишь похоть. Он пытается убедить себя в этом уже второй год. У него почти получается.
Проходит время.
Кроуфорд получает вызов от центра – нужно встретить в аэропорту старейшин Эстет, тех самых, которые, если верить видениям пророка, умрут в башне не позднее, чем через неделю. Будет сделано, говорит оракул. ...И вспоминает про мерзкую привычку Фладда читать мысли тех, с кем он общается. Пророк матерится про себя; а последний кусочек мозаики будущего встает на место. До сих пор Кроуфорд не понимал, почему Шварц взялись за неблагодарное дело убийства нанимателей так рано, и с какой стати решили восстать против старейшин именно в этот не слишком-то удобный момент. Теперь, когда он понимает, что история с "Кудо" вскроется, если не раньше, так позже – то становится понятно, что действительно проще сделать ноги и попытаться начать восхождение к вершине мира, чем всю жизнь прятать большой секрет. Потому что отдавать инкуба в руки Эстет, зная о предстоящей тому перспективе, из которой промывка мозгов – самое безобидное… Нет. Кроуфорд два года назад обещал, что парню больше никогда не придется ложиться под кого-то не по своей воле. Что плэйбой будет жить, и будет счастлив. Гормоны, пытается сейчас убедить себя пророк. Гормоны и феромоны, вот и все… Но он не может заставить себя нарушить данное слово. ...К тому же открывающиеся со смертью Старейшин перспективы действительно заманчивы - и куда более соответствуют планам оракула, чем долгая и преданная служба на благо старых пердунов.
…Поэтому оракул должен как-то защитить свои мысли от чтения. Не только секрет "Кудо", но еще и свои собственные планы, и те видения, над которыми он все это время работал, как проклятый. Разумеется, его ментальные щиты не выдержат прямого сканирования со стороны Старейшины. На такое способен разве что Шульдих, и то недолго. …Остается лишь перешибить все эти мысли, воспоминания и планы чем-то, что отвлечет внимание Старейшины. Чем-то ярким и всеобъемлющим, что заглушит все остальное, как свет маяка перерывает огонек свечи. Нужно что-то феерическое, способное надолго вышибить из головы все без исключения мысли о чем бы то ни было. В своей жизни Кроуфорд испытал такое только один раз.
Шульдих чувствует себя чем-то вроде жены. Нелюбимой жены. Он шестым чувством знает, куда идет Кроуфорд – знает так же верно, как если бы прочитал мысли пророка, как если бы видел это в будущем…
- Не ходи, – говорит телепат. – Оно того не стоит. Честное слово, Брэд… - и сам чувствует, насколько неправильно Кроуфорд может его понять; или, наоборот, правильно, потому что Шульдих действительно ревнует. Поэтому он замолкает, и начинает заново:
- Брэд, поверь мне, ты… ну… разочаруешься. Пожалуйста, не уходи.
Кроуфорд надевает плащ, потом оборачивается к любовнику.
- В чем, по-твоему, я разочаруюсь?
- В ком, Брэд. …Пожалуйста…
Кроуфорд уходит, аккуратно прикрывая дверь за собой - он не считает нужным продолжать дискуссию. У пророка есть свои причины поступать так, как он считает нужным.
Шульдих со злостью швыряет в стену первым, что попадается под руку – этим оказывается диванная подушка, невесть каким образом попавшая в прихожую. Наги, услышав шум, выскакивает из своей комнаты, оценивает ситуацию и, вздохнув, молча уходит обратно. Эти двое, Кроуфорд и Шульдих, кажутся ему иногда сумасшедшими не хуже Фарфарелло; но по крайней мере, они не крушат дом – Наги видел, как Кроуфорд лично клал несчастную подушку под вешалку. В том, чтобы быть пророком, думает телекинетик, есть свои преимущества.
…А влюбленные в тебя телепаты – это издержки профессии, как давно уже решил для себя японец.
Кроуфорд возвращается под утро. Его прическа чуть растрепана, а в глазах - отсутствующее выражение. Шульдих сидит на кухне, катая в пальцах последнюю сигарету – остальные валяются на столе кучками табака и обрывков бумаги, создавая причудливые узоры.
Телепат молчит – не потому, что он устроил шефу бойкот или что-то в том же духе, нет. Просто он сейчас сам не доверяет своему голосу. Слишком многое передумалось за эту ночь, слишком многое говорилось и думалось в пустоту; а с Кроуфордом вместе еще жить и работать. Поэтому Шульдих молчит. Он ждет того, что скажет Кроуфорд.
Кроуфорд тоже молчит. Примерно по тем же причинам. Слишком многое может быть сказано, если начать – и слишком мало о чем потом не придется пожалеть. Пророк видит, какой сейчас может произойти скандал. Он видит, какая может возникнуть обида и вражда – и не хочет этого. Слишком многое поставлено на карту. Поэтому вместо обвинений он подходит и немного неловко обнимает Шульдиха, почти ожидая, что сейчас телепат вырвется и уйдет к себе – и пророческий дар тут ни при чем.
Шульдих некоторое время стоит безучастно, а затем тоже обнимает Кроуфорда за талию, и как-то беспомощно шепчет: «Я же предупреждал…»
Американец не отвечает ничего, просто продолжает обнимать своего любовника. Он хотел бы сейчас ненавидеть – но не может. Такое впечатление, будто в душу укололи новокаином, и теперь внутри что-то почти мертвое и нечувствительное ни к чему.
Кроуфорд краем сознания размышляет о том, что такая апатия даже к лучшему – если нет эмоций и нет мыслей, а внутри только пустота, то даже самый умелый телепат не сможет ничего узнать. А, собственно, только это и надо было от сегодняшнего визита, если уж рассуждать трезво.
Уже когда они оба лежат в постели, и почти заснули, Шульдих шепчет едва различимо:
-Знаешь, по-моему, я тебя ненавижу.
Кроуфорд обнимает его чуть сильнее. Он знает, как следует понимать эти слова - и не хочет, чтобы Шульдих прочитал ответ даже в мыслях. Потому что сейчас этот ответ был бы: «мне все равно». И потому, что это, конечно, истина - но только здесь и сейчас.
Спустя два дня Старейшины мертвы, а башня Эстет рушится. В полном соответствии с видениями Кроуфорда. Приходится плыть, причем Наги поддерживает тело Джея, а сам Кроуфорд старается беречь поврежденную руку – не выстрел, нет; Мэнкс не попала даже туда, куда целилась, и Кроуфорду пришлось изображать черт знает что, чтобы Абиссинец подошел ближе. Пророк вывихнул кисть, пока Шварц вместе с Вайсс разбирали завал из камней наперегонки со все прибывающей водой. Последние метры по подземному туннелю наружу пришлось уже плыть, задевая головой потолок. Кроуфорд задается вопросом, не стоит ли теперь называть этот туннель подводным, потом решает, что в любом случае это уже не актуально, поскольку возвращаться туда он не собирается ни при каких обстоятельствах. Рядом выкашливает воду телепат, и пускает кровяные пузыри псих – рана от когтей выглядит страшно, но при должном медицинском уходе ирландец без проблем выживет. Разве что будет чуточку сипеть при разговоре. Чуть подальше на берегу отплевываются котята – водоплавающие, как с некоторым удивлением высказался Наги. Сам он плавать никогда не умел, и держался на воде исключительно силой собственного таланта. Продолжать драку не хочется никому.
Кроуфорд встает, подходит к Кудо и заглядывает ему в глаза – в последний раз. Отчего-то пророк знает, что больше вот так, глаза в глаза, увидеться не выйдет. Это немного больно: все равно что стоять над могилой кого-то близкого. Балинез настороженно смотрит, а затем дотрагивается до лица своего недавнего любовника, как слепой. И прикосновение это не вызывает в Кроуфорде ровным счетом ни-че-го. Просто человек. Чужой. Практически незнакомый. Оракул видит будущее с пронзительной ясностью, почти до боли: Фарблос, Рейн, Малефичи, уход Джея, снова Япония, Наги уходит работать на нового Такатори (того, что сидит сейчас чуть дальше на берегу и снимает с одежды водоросли), академия Коа, проект создания сверхчеловека на основе генома Наги, смерть тройки клонов из Розенкройц – и темнота.
Шульдих подходит и демонстративно обнимает Кроуфорда за талию. Смешной. Кудо смотрит непонимающе, а затем отворачивается. Его будущее Кроуфорд тоже знает. Работа на Вайсс, встреча с предшественниками Вайсс в Киото, всякое разное, тоже академия Коа, сражение с очередными силами Тьмы и удар по голове камнем, очередная амнезия – впрочем, их впереди у Кудо будет полно, если Кроуфорд ничего не путает.
…Мокрые люди в когда-то белых одеждах уходят в одну сторону, мокрые люди в черном - в противоположную. Все еще боятся и не доверяют друг другу. Правильно, в общем, делают, думает пророк: ему только немного жалко Наги, и того, чем выйдет для мальца это недоверие. ...Мир лежит перед Шварц во всей первозданной красоте и нетронутости; начинается рассвет, и тишина вокруг только подчеркивает важность момента.
Проходит время. Почти два года.
Кроуфорд обнаруживает себя сидящим у стены в луже собственной крови, а рядом валяется тело самонадеянного зеленоволосого клона. Где-то я уже видел что-то похожее, думает пророк. Когда-то давно. Нужно вставать и очень быстро драпать отсюда, пока система самоуничтожения и бомбы, заложенные котячьими коллегами, не сделали свое дело – и Кроуфорд действительно поднимается и идет; но только в противоположную сторону от выхода. Туда, где среди обломков бетонных балок валяется хоть и без сознания, но все еще живой Кудо. После сражения с Бергером Кроуфорд видит все как в тумане, списывая это на пыль и дым; он удивляется, почему не чувствует запаха горелого. Потом запах появляется – вместе с Шульдихом. Тот нагоняет напарника, и вертит пальцем у виска – но объяснять происходящее нет ни времени, ни сил. Вдвоем Шварц все же успевают благополучно вытащить из рушащегося здания тело Балинеза, и только тогда Кроуфорд мешком оседает на землю и теряет сознание.
Шульдих еще раз крутит пальцем у виска, и начинает перетаскивать "павших героев" в машину. Чертов пророк мог бы поставить тачку и поближе, думает он – телепаты не вьючные животные, чтобы таскать на себе тушки весьма тяжелых любовников; бывших и нынешних…
«Это ни разу не эротично», - ворчит немец, пристегивая тело Йоджи, - «Вот только попробуй мне тут сдохнуть после того, как из-за тебя чуть Брэд не скопытился. Только попробуй». Кудо честно пытается скончаться, но реаниматологи в ближайшем госпитале ему эту попытку не засчитывают… И Шульдих такому повороту событий, в общем-то, рад. Теперь, по большому счету, он не имеет претензий к инкубу.
Кроуфорд приходит в себя в соседней палате того же госпиталя. Вряд ли сейчас густая дымка перед его глазами имеет какое-то постороннее происхождение. ...Шульдих сидит рядом – поначалу из-за белой шапочки и халата с респиратором пророк даже не узнает его. Телепат, похоже, плачет; но это сложно сказать наверняка. Кроуфорд ворчит, что хоронить кого-то раньше времени глупо, и что он бы наверняка сообщил о времени своих похорон всем заинтересованным лицам. Оракул нашаривает рукой пальцы телепата и сжимает их – как ему кажется, изо всех сил; на самом деле совсем слабо.
Через пару месяцев пациент с амнезией выписывается из больницы, и сразу же берет в жены медсестру Аску Ре. На церемонии венчания одна из поздравительных карточек – неподписанная, кстати – несет пожелание жить счастливой жизнью в будущем, и не оглядываться на прошлое.
Еще через неделю из того же госпиталя выписывается другой пациент, абсолютно седой гайджин со странным, пронзительным взглядом. Врачи больше ничего не могут сделать для него.
И опять проходит время.
…Здесь, на побережье Тихого океана, редко бывают другие звуки, кроме шороха песка, криков чаек и шипенья набегающей воды. Но прямо сейчас Кроуфорд слышит приближающийся автомобиль. В последнее время у пророка (впрочем, уже бывшего пророка, наверное) очень обострился слух. Врачи говорят, компенсаторная реакция. Они вообще говорят много разных слов – но ничего не могут сделать с надвигающейся слепотой. Кроуфорд не винит их. Он знает, что все в жизни имеет свою цену, и знает, ценой чего стало его зрение. Видел в одной из веток развития событий, что если бы поехал в больницу сразу же, то зрительные нервы удалось бы спасти. Может быть. ...А вот Кудо тогда не спасло бы уже ничего.
Зрение и талант провидца в обмен на жизнь когда-то любимого человека… Кроуфорд полагает цену высокой, но не чрезмерной. В конце концов, он не жалеет о сделанном; что случилось, того уже не вернешь. Грустно это, но ничего не поделаешь. Выбор сделан; причем выбор не только между жизнью Кудо и зрением.
Американец вспоминает полковника Амриша с его голубем и вздыхает. ...Представляет немца с крылышками у себя на плече, и почти слышит его беззвучное хихиканье. Кроуфорд перехватывает покрепче трость – теперь, когда он уже не может видеть будущее, так непривычно и странно не знать, друг к тебе приближается или враг…
…Машина останавливается рядом со скамейкой – алый Ниссан. Это цветовое пятно Кроуфорд пока что в состоянии различить; а марку машины он и так знает. Алый цвет, и белый с рыжим на его фоне. Звук шагов - песок шуршит под подошвами.
- Meine liebe, ты тут не замерз? Давай поедем домой, а?
-
-
03.05.2007 в 21:58Бооги, какая вещь...
-
-
03.05.2007 в 22:03А пара Кроуфорд/Йоджи тут отлично- такое сильное чувство, несмотря ни на что..
-
-
03.05.2007 в 23:03-
-
04.05.2007 в 14:37Спасибо огромное - отличный текст!
-
-
04.05.2007 в 15:15А Шульдих все-таки очень упрямая скотина )))))
-
-
05.05.2007 в 09:21Ни разу не любимые пейринги, но КАК написано! Бесподобно! Особенно эта запутанность повествования, когда не сразу понимаешь, что когда происходит... И вроде бы канон, но совершенно неожиданная интерпретация. Я уж не говорю про восхитительный стиль! Замечательно!
-
-
06.05.2007 в 06:27А вообще очень необычная задумка, и ружьё ввиде загадочного блондина в планах Кроуфорда выстрелило, и все ниточки распутались под конец. Персонажи такие, что тут уже даже не важно, канон или нет, они живые, не плоские фигурки в пусть даже не плохом сюжете, а несмотря на паранормальные способности реальные люди.
И ещё почти кажется, что мало. Нет, я понимаю, мастерская интрига разгадана, занавес упал, причём очень профессионально и эффектно, но всё равно хочу ещё что нибудь у Вас почитать *__*
-
-
06.05.2007 в 15:22несчастливый Шульдих очень трогателен
рельно, по настоящему самодостаточный Кроуфорд - он настолько крут, что про него просто приятно, в удовольствие читать.
Donovan, примите мою искреннюю благодарность!
Идея с Кудо - "баловнем" судьбы - ну вы блин даёте!
-
-
15.05.2007 в 22:32Хорошо до ужаса. Язык, сюжет - просто чудо.
В персонажей веришь. Это грустно, очень грустно - нелюбимый Шульдих, слепнущий Кроуфорд. Жаль, что выхода у них другого нету( Их действительно очень жалко. Что, кстати, редко бывает. Последнее время ангст вызывает у меня только зевоту и желане закрыть нафиг кошмарики. Здесь ангст хорош.
Вот только ангст никак мне в настроение не желает ложиться. Последний год из меня так прет позитив, что ангст заглухает на подходе. Не могу проникнуться, не могу. Но хорошшшш фик, хорош. Тут уж ничего не поделаешь.
-
-
18.05.2007 в 00:24Я рада, что удалось угодить заказчику.